Леонид Жуган - Грустная книжка

Как дядя Антон догадался, что мне не выжить без этого фильма? Ведь года четыре назад, ещё в детском саду, меня постигло несусветное, тяжеленное с земной шар горе: меня не пустили на спектакль в этом же клубе – «По щучьему велению». Нам с Галкой дали не сорок, а двадцать копеек, и из-за слов воспитательницы, что пойдёт тот, кто будет лучше себя вести, я сбежал из сада на работу к маме за деньгами. В этих бегах попадаю под грузовик на глазах заведующей садика, она с сердцем в больнице – я в углу под строжайшей охраной папы. Весь мир видел, как распускаются по щучьему велению розы, но не я!

Конечно, великая, невообразимая любовь к детям дяди Антона всё ему «рассказала», когда я падал в бездну и просился посмотреть на «чудо света» на пороге его кинобудки. А ведь он знал, что и я кричал с мальчишками: «Рамку! Рамку!» – когда шёл скучный для нас фильм «Война и мир». Когда все Элены и Наташи Ростовы пялились на нас крупным планом и на экране «обрезалось» их умопомрачительное декольте, мы не могли этого вынести – и орали как зарезанные.

Но в этом же клубе дядя Антон крутил «только для меня» Олега Стриженова в «Сорок первом», хотя отец сидел тут же рядом в зале. «Конец фильма можно было бы и вырезать! – плакал я тогда. – И тётя была бы хорошей!» А кино про нашего лётчика? про Уточкина! – помните, как изысканно заикался Стриженов: «А-а что?»? Но мир перевернулся на черно-белом «Гамлете»! Может, поэтому мне до сих пор жаль девчонок всего мира и всех возрастов? Так было жаль Офелию!!! а не этого придурка, вякающего всякую ерунду черепу, когда все, кроме него, уже знали: быть или не быть ему на месте бедного Йорика, то бишь убитым. Но какие башни! А какой голос у тени отца Гамлета! И, всё равно, Гамлет – это только Смоктуновский! Он с Вертинской в «Гамлете» остались у меня в детском альбоме на почтовой марке – можно было рассматривать вечно!

Мне, уже маленько повзрослевшему ёжику, понятно, что в руках дяди Антона помещался весь тогдашний запас «опиума для народа» – кино. Но я точно знаю, дойди я хоть до столбика «600+», я так и не открою тайну – никакими этологическими отмычками! – откуда приходят к нам эти великаны любви ко всему живущему? Им что червячок, что дурачок – все будут одарены, поняты и согреты душой, которая вместе с душой рубанка умеет радоваться, когда вечно стругает, стругает и стругает детские автоматы…

Не мне ломать голову над непостижимыми тайнами. Хорошего понемножку: постоял у столбика им. дяди Антона, протёр очки на табличку «60+», покачал головой, поцокал языком, согрелся доброй памятью, и стаканчиком тоже, – и пошёл дальше: там тоже ещё много чего мне непонятного.

18. 09. 2018

Моему младшенькому в школе задали «Обломова», и, конечно же, в глазах всклень слёзы: «Как же теперь сегодня выжить – без приставки и смартфона?» Рассиропился тут и я, на свою голову: «Ну, давай, есть прекрасный „Обломов“, с Табаковым, врубай свой интернет». А концовка, помните, – «Маменька приехала!» Сам уже не рад, сам уже в соплях – вспомнил снова моих маменьку с папенькой. И тут же нашатырём по мозгам – дошло, чего ещё очень даже главного недополучил из детства. Сам не ожидал такого открытия: оказывается… гранёных стаканчиков! на ножках! из дымчатого стекла! Вот, теперь сам разбираюсь на пару с Фрейдом в причинах такого недетского откровения.

Началось, наверно, с посещения центра нашей галактики: нас в детском садике повели первый раз на представление в клуб. То всё утренники и Деды Морозы веселили нас в садике, а это мы топали в наш клуб сами – как взрослые! Запомнилось на все моих девять жизней только одно выступление какого-то весёлого дядьки-клоуна. Он смешно бился в заклинаниях повторять за ним всего только три слова – «И я тоже!» Это детская известная подколка и коротко происходит примерно так:

– Я проснулся утром и увидел солнышко.

– И я тоже!

– Я умылся и почистил зубы.

– И я тоже!

– Я оделся и пошёл погулять.

– И я тоже!

– На улице я встретил котёнка.

– И я тоже!

– Он похож на поросёнка.

– И я тоже!

Наша воспитательница стояла рядом и я тут же получил «чёрную метку»: «Ага! Я всё слышала! Не будешь есть манную кашу – расскажу всем, что ты похож на поросёнка». Нажала на самые мои конформистские кнопочки – и я сдрейфил: уплетал потом манку с семью добавками, лишь бы она не рассказала про моё неосторожное радостное признание. Кричали все, а попался, почему-то, один я. Зато уже два года как жру и жру манку, да ещё примяукиваю! Всё-таки то представление засчиталось во мне за радость, но – и за урок: «Думай, Хведя, прежде чем что-то ляпнуть».

Так, пока вырисовывается такой сыр-бор: комплекс «неполнодетствости» догоняет нас – и даже непруху мы в шестьдесят заново «прокручиваем», но уже со счастливым, сладким финалом, т. е. жрём манку, пыхтим – и радуемся. Но для подтверждения всемерности «манного» тезиса надо будет как-то спросить сестру Галку, пьёт ли она сейчас тот свой самый «вкусный» компот из детства?

Галка должна это помнить. Прибегаем раз из школы в классе втором – родители на работе, руки мыть не надо, разогревать обед лень – и, не переодевшись, не сговариваясь, молча начинаем холодную проверку всех кастрюль на плите. Галка схватила самую большую, с компотом, и на правах сильного первая начала наслаждаться добычей. А потом… отплёвываться! Понятно: мытую картошку на дне не было видно в бурой водице, притворившейся компотом, которую мама не успела слить и так на плите и оставила. Я, конечно, был в припадке от сверхрадости – так досталось Галке за первенство!

Но случай с котёнком-поросёнком произошёл ведь позже, чем моё первое свидание с дымчатыми стаканчиками! Видать, подсознание сначала ухватилось за подтверждение тезиса, чтобы сам тезис всплыл, так сказать, уже «доказанным», в невинном блеске аксиомы. А наш «манный» тезис помним: «невкусное» прошлое толкает нас на повторение пройденного, но уже в варианте с «сахарным» финалом. Сказать по-русски, моя манная каша подтверждает – и тоже утверждает: я сам тут ни при чём, а виновата какая-то чудненькая, притаившаяся генетическая программка, что именно сейчас, после «Обломова», мне дозарезу нужен хотя бы один дымчатый стаканчик, что и требовалось доказать! А про то, какого сладкого финала я жду и чего сладкого меня лишили в детстве эти, заколдовавшие меня стаканчики, – про эту осознанную внезапно недостачу стучу в компе при важных свидетелях на моей барной полке: там ждут затерявшихся во времени своих дымчатых товарищей, и ждут моих главных показаний по делу «Об употреблении продукта ГОСТ 4362—50».

Так вот, то ли мест не было, то ли детсада самого ещё не было, и мы с Галкой были в людях. Перед работой мама отводила нас к бабке с дедом за длинную кладку у скал в конце посёлка. Там за полста лет так ничего почти и не изменилось. Если перейти на правый берег Урупа через эту кладку, за скалами берега чуть дальше по течению впадает ручей. Но его не видно, он в тенистом леске. Три года назад я заглянул в этот тайный уголок – и застыл, как само время застыло здесь!