Андрей Ганеша - Вне конкурсов. Книга о свободе

© Андрей Ганеша, 2021

© Мария Илларионова, 2021

ISBN 978-5-0055-2526-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Это книга отцов и детей о самом главном – о свободе. Написали книгу я и моя дочка Мария. Уверен, что это лучшая современная книга о свободе. Первую часть книги – «Аутро» – написала моя дочь Мария. Это фантастическая история о тюрьме будущего, события книги переносят нас на тысячу лет вперед. Вторая часть книги – ряд коротких историй, объединенных под названием «Бархатный сезон».

Раз существуют тюрьмы и сумасшедшие дома,

то должен же кто-нибудь сидеть в них.

Антон Павлович Чехов

Знаешь, что объединяет меня и тюрьму, помимо моей отсидки?

Отсутствие будущего.

Думаешь, многое изменилось?

Закрыли меня за «особо опасные нарушения пространственно-временного континуума». Путешествуя во времени, стоит соблюдать ряд определенных правил, чтобы ничего, не дай бог, не изменить, не поломать, не сказать лишнего, ведь каждая секунда твоего пребывания «там» напрямую воздействует на реальность «здесь», а когда нарушаешь привычный ритм жизни граждан прошлого – меняешь весь ход истории. Дай бог, чтобы незначительно.

Тебе об этом кто угодно расскажет. Но ты ведь пришел не за этим, так?

Думаешь, тут цифровой Освенцим? Ошибаешься!

Как говорил дядечка Станиславский: «Понять – значит почувствовать». Я не знаю, поймешь ли ты…

Мне есть с чем сравнить. Я знаю, зачем ты пришел. Очередной фанатик, романтизирующий тюремную культуру…

Это не первая моя отсидка, но первая в «данном» времени. Меня, к слову, за это и закрыли. Мало того что совершил преступное деяние в прошлом, так еще и «там» попался. Чтобы не добивать пространственно-временной диссонанс, судом «здесь» было принято решение оставить меня за решеткой. Едва я откинулся «там», как хранители нынешнего правосудия забрали меня с целью отбывания наказания «здесь» – за то, что я натворил «там», за то, что я уже отбывал наказание. Иронично…

Разбирали дело довольно долго. Меня даже прокатили по этапу. По межпространственному. Все то же самое, все как и там: тот же конвой, те же собаки, только вместо автозака – специализированная машина, или, как вы любите ее называть, «машина времени». Однако и та до боли похожа на «пазик».

Зона – конечная точка маршрута; если все предыдущее время вместе с осужденными попадались подследственные, то на зону приезжают уже только те, кому назначен срок. Отношение к тебе резко меняется на отвратительное: ты преступник, ты вообще не человек. Максимум – беспородная собака.

Запиши… Неважно где ты застрял… «Здесь» или «там»… Запиши, запиши… От такого не зарекаются…

Взять в дорогу : черный чай, сигареты, биоразлагаемую одноразовую посуду (у нас об экологии заботятся чуточку больше, пластика как такового больше и нет; а вот многоразовую посуду у нас в лагерях отбирают – не положено), лапшу быстрого приготовления, сахар, сухарики, сушки. Больше двух сумок не брать (не утащишь – матрасы тяжелые, и тогда, и нынче).

* * *

Меня тревожат не те люди, которые сидят в тюрьме.

Меня тревожат люди, которые не сидят в тюрьме.

Артур Гор

Вернулся? Зачем? Тут тебе не зоопарк, смотреть не на что.

Всего здесь содержатся около 1500 заключенных, но 189-я камера считается особенной. Почему? Вы называете нас странными.

Сигарет принес?

Садись и вслушивайся. Может, наведет тебя на определенные мысли.

– Есть, гражданин начальник! Здравия желаю, гражданин начальник! Докладывает дежурный по камере Григорян. Гефсимания Рауль Камиллович 2994 года рождения, осужденный по статье 110. Довел до самоубийства робота. В марте 3024 года приговорен к трем годам лишения свободы. Вопросов, жалоб, заявлений к администрации нет!

Смешно тебе? Это отчего же?!

Да не, эти ваши древние радиотрубки… Боже упаси. Фигуристые куколки, обладающие выдающимся интеллектом. Содержать их гораздо выгодней, нежели обычных сотрудников, особенно на должностях, не требующих большого ума. Этот, например, был консьержем. Еврей к нему вечерами пьяный заглядывал, мучил своими этиловыми беседами. Ну, долго ждать не пришлось, робот сам себя в металлолом сдал. Абсурд, понимаю… Но законом не запрещено. Демократия у нас… Демократия – и никакой жизни.

Так это по матушке. Если ты думаешь, что через тысячу лет социальные проблемы исчезнут, ты глубоко заблуждаешься. Отцы из семей реже уходить не стали. Я бы даже сказал, стали чаще. Матчества еще у вас были, а у нас так тем более. Популярная вещь.

Помимо этого жида, со мной в камере находятся еще трое.

Сава Аллигатор. Власть ругал. У нас с этим очень строго. Позиционируем мы себя государством демократическим, однако внутренний режим здесь сугубо тоталитарный. Любое малейшее отклонение от режима карается весьма строго. Он тебе и сам об этом расскажет.

– Здравия желаю! Докладывает осужденный Ронцо Савелий Дмитриевич 2980 года рождения, осужденный по статье 1234. Являлся активным участником гражданской оппозиции. В феврале 3011 года приговорен к казни, в апреле 3011 года указом Президента Российской Федерации смертная казнь заменена на пожизненное лишение свободы. Вопросов, жалоб, заявлений к администрации нет!

И это, к слову, еще очень гуманно обошлись.

Петя Вожжинский. Сам из бедной семьи. Папа – алкаш, мама – собутыльница. Не доучился, работать пошел в возрасте десяти лет. У нас это пограничный возраст для начала трудовой деятельности. Берут далеко не на все должности, существует множество ограничений, но берут достаточно охотно. Тяга к саморазвитию всегда была. Личность он максимально странная, а значит, творческая. Если не знать его близко, можно подумать, что он на чем-то сидит. Закрыли его за «несоблюдение рамок цензуры». Он книги писал. Много книг. Не просто писал, а жил ими. Но кому-то свыше произведения его не очень понравились. Кого-то оскорбил, разжег межнациональный конфликт – унизил темнокожего. И это только в одном произведении. Честно – не знаю. Может, правда, а может, и нет – не читал, но у нас с этим очень строго. Контролируют все издания – любые рукописи, в любом формате. СМИ, само собой, контролируют… Выражать свое мнение стало невозможно: так или иначе кого-то да заденешь. Поэтому отсидка независимых писателей и журналистов является нормальной практикой нашего времени. Как сказал Леха Суворин: «Тюрьма – это необходимая вещь для писателя. Кто не был в тюрьме, тот не служил свободе печати».