Галия Алеева - Чёрная луна

Чёрная луна в очередной раз укололась о шпиль башни разрушенного монастыря и облевала цветную царскую черепицу холодными лучами. Ветер протискивался сквозь дыры в одинокой крепостной стене. Он вспоминал хорошенькие деньки, когда мог лихо завывать между могильных крестов святош, упокоившихся в некрополе. А теперь на этом месте уж почти сто лет как детский парк. Родительницы катают чад по некогда кладбищенской земле, а собачники позволяют своим питомцам вволю помочиться на остатки монашеских построек, которые как бы тщательно охраняются государством. Из прозрачного неба торчали звезды. Теплый яркий сентябрь принуждал его к обману – копить и прятать в себе злость. Тьма еще не решила, что делать с тучами, которые ветер обязательно нагонит. Молча пролить их на старые кирпичи или трахнуть в макушку башни от всей души. Да так, чтобы от раскатов содрогнулась желейная масса в черепах приличных граждан, напоминая им о бессилии перед высшими силами. В той же нерешительности находилась и Лиза. Молодая женщина стояла перед журналистами и размышляла, как лучше поступить: навзрыд или сдерживаясь рассказывать о том, как у нее украли ребенка.

Резкий накамерный свет сбил Лизу с толку, она зажмурилась. На нее уставились объективы и потянулись черные палки с разноцветными поролоновыми наконечниками – на большинстве из них были написаны три буквы. Сверху картина выглядела так, будто дикари загнали добычу и наставили на нее оружия. Правда, нападавшие вяло переминались с ноги на ногу и напоминали скорее жирных городских голубей, которые по привычке, а не от голода ожидали своих хлебных крошек. Лиза чувствовала свою власть над ними, ведь это она поставила их на уши средь ночи.

От собравшихся тянуло парфюмом разной ценовой категории и сигаретами. Дым от курящих пытался скрыть всеобщее принуждение себя к работе. Однако, несколько пар глаз, горевших любопытством, осуждением и алчностью до эксклюзива, пробивали атмосферу раздражения и равнодушия. В целом же присутствующих подобные истории не удивляли. Они привыкли трудиться на конвейере по трансляции чужих эмоций с целью вызвать «эффект залипания» у зрителей – брать интервью у убитых горем людей или убивающих нелюдей. Многие выработали рефлекс: воспринимать людские трагедии как картошку. Неприятно брать в руки грязные клубни, чтобы помыть и почистить, но если хочешь кушать, то нужно научиться относится к работе как к рутине. Да, приходится мараться. Сентиментальные и сочувствующие быстро перегорают на заводе потрошения судеб и уходят из профессии. Здравомыслящие переходят в редакции, где жути не требуется; садисты и психопаты вкалывают до тех пор, пока не поднимутся вверх по карьерной лестнице; а мазохисты все терпят и делают вид, что по ночам чужие слезы им не снятся.

Не дожидаясь вопросов журналистов или некой команды начинать, Лиза громко заговорила, целясь взглядом в толпу:

– Я обращаюсь к похитителям!.. Я прошу… умоляю, верните мальчика!!! Просите, что вам нужно, только отдайте мне его!

Сообщество снимающих засуетилось – не все успели нажать кнопку «Rec» на камерах. Между тем, в голове Лизы пронеслось: «Не добавить ли Христа ради, как попрошайки обычно делают?». Но язык поспешно прилип к сухому небу.

– Вы не могли бы повторить? Не успели снять! – взвыли репортеры.

– Да. Пожалуйста, – добавил еще кто-то.

Лиза повторила всё слово в слово, причем с той же интонацией.

– При каких обстоятельствах его похитили? – начал давить на нее из далека голос самоуверенного юноши.

– Я сама виновата! Да, каюсь! Никогда не смогу себе этого простить! Я оставила коляску на улице на одну минуту, чтобы зайти в магазин…, – Лиза жадно набрала воздуху в легкие. Журналисты замерли в ожидании подробностей, но обманулись – Лиза больше ничего добавить не смогла и только напряженно выдохнула.

– Как вы думаете, кто похитители?

– Я не знаю! Боюсь, что его забрали на органы! Или больные мамаши бездетные! Или цыгане!… Понятия не имею… Вы не представляете какой апокалипсис разворачивается в моей голове… Я стараюсь гнать от себя плохие мысли, но они сами… – оправдывалась Лиза и тупила глаза в землю, вслушиваясь и пытаясь догадаться, подействовали ли ее слова на толпу. И ей показалось, что она все правильно говорит.

– Нам известно, что вы пошли с ребенком в магазин «Продукты 24 часа» за несколько кварталов от дома, да еще ночью. Зачем? – жестко спросил явно взрослый мужчина. Остальные неслышно поддакнули его вопросу.

«Тупицы, вы еще не знаете, что у меня есть младший сын и его я дома одного оставила», –злобно промелькнула мысль в голове Лизы.

– Понимаю, мой поступок заслуживает осуждения. Я ужасная мать и мне нет оправдания. Но мне было нечем кормить ребенка. Аванс на карту банк зачислил поздно и мне пришлось найти ближайший магазин, чтобы купить хотя бы молока. Сейчас я сожалею… Лучше бы до утра голодными посидели.

На удивление Лизы, ей удалось преподнести эту информацию дрожащим, но смелым голосом: «Ну точно, как отчаявшаяся, но готовая бороться за своего ребенка мамаша». Не успела она это подумать, как неожиданно для себя самой сорвалась на крик:

– Я прошу, я умоляю! Все отдам похитителям: пусть почку мою заберут, да хоть жизнь. Только верните целого сыночка! – от пафоса Лиза даже порвала горлышко футболки, будто бы от недостатка кислорода.

Полицейский в штатском шагнул к Лизе и спокойно прервал интервью:

– На остальные вопросы в рамках следствия завтра днем ответит наш пресс-секретарь. Присылайте запросы на электронную почту.

Журналисты недовольно зацыкали и опустили микрофоны. Мужчина строго продолжил уже не на камеру:

– Мероприятие было затеяно не с целью довести потерпевшую до инфаркта, а для того чтобы обратиться к преступникам и найти Леву.

Полицейский слегка тронул Лизу за плечо:

– Пойдем.

Растерянные глаза Лизы приняли выражение «как скажете», руки попытались завернуть тело в надорванное горлышко футболки и поправили сумку на плече. Операторы живо бросились снимать, как она садится в полицейскую машину.

Мужчину, который проводил Лизу с пресс-конференции, звали Сергей Лучный. Он был следователем и знал ее уже много лет. Она была вдовой его коллеги Александра Алегова. А пропавший ребенок – их сын, родившийся после смерти отца.

Первый раз Сергей увидел Лизу шесть лет назад из окна отделения полиции. Тогда она уже год как состояла с Александром в браке и вдруг принесла мужу обед – домашнее картофельное пюре и котлеты. За этим зрелищем наблюдал весь участок. В сером плаще, в обуви на плоской подошве, с распущенными рыжими волосами она странным образом выглядела простой и страстной одновременно. Многим она показалась заботливой. А ее взоры, брошенные на Александра, походили на взгляд любящей женщины. Но только Сергею читалась в ее глазах паника загнанной в угол жертвы, раболепствовавшей перед тем, кто сильнее. Однако этот взгляд не кричал о ее слабости, он казался наполняющимся местью. Пара тогда немного постояла во дворе участка. Он обнял жену и поцеловал в макушку, она обвела взглядом округу, как будто пытаясь найти причину задержаться еще, но развернулась и ушла.