Света Тень - Мои путешествия во сне и наяву. Сборник рассказов

Сегодня во сне я летала. Дело было так. Я пришла на остановку Красногвардейская, но там была авария, народу толпа, думала, пойти пешком, но пешком долго, медленно. Поэтому я полетела. У меня в руках была нетонущая дощечка, не знаю, как она называется, не дощечка, такая штука из пенопласта, нет, из пробки, мы с такими в детском бассейне учились плавать. Берёшь её двумя руками, вытягиваешь руки вперёд, она не тонет, ложишься на воду, а ногами бьёшь по воде и плывешь. Вот такая штука была у меня в руках. и я летела по воздуху, аки плыла по воде, я даже видела в воздухе рябь, как в воде, такая рябь бывает от нагретого воздуха, вся картинку чуть колышется. Я вытянула вперёд руки с дощечкой и полетела вверх, ещё выше, выше проводов, домов, чтобы прилететь куда надо по прямой, ещё выше, выше облаков, город внизу был маленьким, сквозь дырки в облаках я видела ленты дорог, поля, леса, я могла бы улететь в космос, но мне стало холодно. И я полетела вниз.

После я летала уже и без этой дощечки, сама по себе, но руки мерзли, поэтому я надевала строительные, матерчатые белые перчатки, делавшие меня похожей на фокусника. Я летала по зданию, потолок не давал мне взлететь выше, бесконечные коридоры, галереи, окна слишком маленькие и с витражами, в пыли, жалко бить, все равно не пролезу в эти щели, а внизу бегала собака и грозно лаяла, не пуская мне вылететь в единственную открытую дверь. Я все же нашла одно окошко уже без стекол и достаточно большое, чтобы пролезть сквозь него и вылетела на улицу, теперь надо подняться выше проводов и всё, свобода. Самый лучший сон – это сон-полёт, проснулся и не жалко, что всю ночь спал, ведь не зря спал.

Мы с сестрой и её друзьями музыкантами пошли в клуб. Это была не Россия, другая страна, я не знаю точно какая, знаю лишь, что не Россия, скорее всего это твоя родина, потому что в клубе был ты со своими местными друзьями музыкантами. Вы поздоровались, ты поздоровался со всеми, кроме меня, старательно отводя глаза, ты сделал вид, что мы не знакомы (или не узнал?), я тоже не стала навязываться. Нет, так нет. В клубе громко орала музыка, мигали лампочки, суета, людские разговоры, так что никто и не заметил, кроме меня, этой неловкости. Сестра пошла танцевать, я же, немного потусив, устала, я никогда не могла выдержать в клубе ночь даже по молодости, а тут еще и разница во времени, мне очень хотелось спать. Я присела на стул, знаешь, такие ряды стульев, обычно в кинотеатрах, тут же у дальней стены стояло несколько рядов. Я села на крайний и задремала.

Потом я почувствовала, что ты сел рядом. Именно почувствовала, но не подала виду. Ты сел рядом и положил свою голову мне на плечо. Близость. Это было совершенно невинно, но очень и очень хорошо, как раньше, давно забытое чувство. Так мы и сидели, я слышала, как бьются наши сердца, они бились не в такт и ни в унисон, они бились в разнобой. Почему я так хорошо их слышала? Звуков музыки не было, только стук наших сердец. Я лишь старалась не нервничать, чтобы мое сердце не бешено колотилось, а то ты догадаешься, что я уже не сплю, чтобы оно билось спокойно. Мы сидели и всё. Довольно долго, тихо и покойно, и больше ничего не надо.

Но тут тебя окликнула знакомая девушка, которую ты давно не видел. Она попросила у тебя адрес и телефон, чтобы быть на связи. Ты нашел визитку или клочок бумаги, я всё еще притворялась спящей, но не мог найти ручку, у девушки тоже не было с собой ни ручки ни карандаша. Ты тронул меня за плечо и спросил, есть ли у меня ручка? От неожиданности я чуть не свалилась со стула, подскочила и уронила рюкзак, что был у меня на коленях, часто моргая заспанными глазами. Да, конечно, у меня всегда с собой ручка, в верхнем кармашке рюкзака, там, где зажигалка, там же всегда есть конфетка и пара визиток, прокладка, тампон и немного туалетной бумаги – джентльменский набор на всякий пожарный. Я подняла рюкзак и протянула тебе ручку. Стена отчуждения пала, рассыпавшись мелкими прозрачными осколками. Ты стал писать девушке свой адрес и телефон. Пока ты записывал, девушка куда-то уплыла в район танцпола, она была довольно пьяная, шаталась, блондинка в коротком, розовом, облегающем платье, с дамской сумочкой из черной лакированной кожи на плече и на каблуках, теперь я её рассмотрела. И мы остались одни. Ты растерянно вернул мне ручку, не зная, что делать, бежать за девушкой или остаться со мной. Девушка уехала на лифте на нижний танцпол, я видела, как за ней закрылись стеклянные двери лифта. Так что ты махнул рукой, в другой раз, неважно. У меня громко заурчало в пустом животе. Ты сказал, что обычно завтракаешь дома и пригласил меня к себе. Я рассмеялась.

– Ты услышал, как у меня урчит в животе? – спросила я.

– Да, – ответил ты и улыбнулся.

– Это все потому, что у нас уже время завтрака, – стала оправдываться я, мой желудок привык в это время принимать пищу. А в животе и правда было пусто, он громко урчал, требуя еды. Тут было пять утра, у нас же десять часов утра – время пить кофе. Мы вышли из тёмного подвального помещения клуба на улицу, оставив и мою сестру и друзей, не попрощавшись.

А город был залит светом. Да, после полумрака клуба, это было просто ослепительно, я щурила глаза. Пять утра, лето, это было лето, ты вел меня дворами многоэтажек, все вокруг было залито белым светом. Ты был без бороды, но и не с каре, каким я знала тебя раньше, а просто короткая причёска. Я послушно шла позади тебя, мы не касались друг друга руками, вообще после пробуждения ни разу не коснулись друг друга. Мы шли рядом, но между нами росла и крепла невидимая связь. Толстая, как канат, это и называется узы, я чувствовала, что эту связь не разорвать, что с каждой минутой она становится все крепче и толще, что это неизбежно, стена отчуждения пала, и этот процесс уже не остановить, никому! Нас никто не сможет больше разлучить, даже мы сами, и мне это нравилось, я знала, что это правильно. Случилось то, что должно было случится, мы созданы друг для друга. Мы одно целое.

Тут меня ткнул под коленкой мокрый холодный нос. Я оглянулась. Позади стояла бездомная, белая собака, лобастая голова была вся в струпьях лишая или какой другой собачьей заразы. Я погладила эту доверчивую морду и объяснила псу, что сейчас ничем не могу ему помочь. Я сама в чужом городе, в чужой стране, без дому, без средств к существованию, без всего, сама голодная, доверилась человеку. Если бы я была у себя дома, я обязательно бы приютила пса и, главное, вылечила бы его! Именно об этом молчаливо просил бродячий пес. Он своим чутьем безошибочно выбрал меня, зная, что я его пойму и помогу, но не сегодня. Я извинилась, и пес покорно понял и принял все.

Ты ждал меня, и мы пошли дальше. Солнце было уже высоко, несмотря на ранний час, запели первые петухи. Громко! Разрывая тишину утра города, который спит. И тут я понимаю, что это вовсе не петухи, а мой будильник. И как только я это поняла, я проснулась, а ты остался там один, в растерянности стоять, в недоумении расставив руки в стороны. А я и рада была бы вернуться к тебе в сон, да уже не могла, как не пыталась после опять заснуть, наша связь оборвалась, неожиданно, по живому, до боли. Я проснулась и ощутила эту нестерпимую боль. И поняла, что мы никогда не будем друзьями, и что мне нельзя снова видеть тебя, что если я тебя увижу, то уже не уйду, не смогу, мы были так счастливы вновь обрести друг друга, и теперь так больно это снова терять, так мало времени мы были вместе. Более того, я поняла, что я никогда больше тебя не увижу, боги против, они не дадут нам быть вместе, никогда, только во сне, только во сне мы можем быть вместе и то ненадолго, это наша единственная лазейка. Ведь это не обычный сон. Это сон явь. Это сон невинности, он же невиновности.