А. Василхан - Малиновый рай. Сборник

– Циля, скажи мне, где я и кто я? И зачем я здесь сижу?

– Сиди, Лёля! Ты сегодня в очереди тридцать девятая! Сейчас уже очередь до тебя дойдет.

– Ну как же мы можем быть тридцать девятые, если мы в очереди из семи человек и больше никого нету!?

– Молчи, Лёля! А то Люба обидится и в следующий раз запишет вас пятьдесят девятыми! И вы будете ждать в два раза дольше! А так дефицит вот уже к нам приближается!

Когда я осмотрел всех этих дамочек, то пришел в дикий восторг от мысли, что международная сенильная* организация не сохраняет памятники своей древности.

Одной старушке во время сеанса, посмотрел язык, оттянул веко, а вторая рядом сидит и, игриво закатывая глазки, говорит подруге:

– Что он тебе смотрит только в веки? Может ему надо ж таки еще бюстгальтер открыть, показать, что у нас там еще кое-что еще и осталось?

Не обращая внимания на старческий флирт, я спрашиваю одну из старушек:

– Что болит? Как болит?

А эта культурная, красиво подстриженная, ухоженная женщина лет восьмидесяти, мне отвечает:

– Вы знаете, в принципе, у меня ничего не болит, но так как мне сказали, что консультация будет в два раза дешевле, как дальней родственнице и как близкой подруге, то я пришла! И, например, я могу рассказать, что ночью я не сплю, аппетита у меня совсем нет, глаза мои то видят, то не видят. Вот, посмотрите на мои глаза. Я сегодня, пока один глаз подводила, подкрашивала, видела все хорошо, потом глаза видеть перестали и теперь линии на втором глазу совершенно разные – одна кривая, другая косая!

И рассмеялась, думая, что она очень удачно пошутила. Я, естественно, подыграл и сказал, что у нее прекрасные глаза и отличный парфюм. От нее пахло ароматом «Кармен», популярным одеколоном сороковых – пятидесятых годов в Советском Союзе. Запах, знакомый мне с детства по домам моих товарищей однокашников. В итоге я назначил ей обычные порошки из трав, которые она могла найти у тети Лели, у которой был неподалеку магазин «Травы» и я пообещал сделать ей лекарство из этих трав.

Как закончился этот вечер, я уже не помню. Раньше сеансов одновременной игры в моей жизни не было, зато теперь они становились моим еженедельным занятием. До следующей среды мне необходимо было выработать стратегию и тактику безошибочного определения недугов стареющего и побитого жизнью еврейского, бывшего советского, населения прекрасного калифорнийского города Сан-Франциско. Кажется, моя новая супруга Лиля предложила сходить в магазин к ее китайскому другу доктору Цангу за иголками, чтобы, как говорила ее мама, тетя Люба, «всем поставить в лоб по одной золотой иголке». На том мы и договорились, что назавтра пойдем к китайцу за иголками и будем каждому желающему ставить «по золотой иголке в лоб».

Примечания:

– Форшмак – специальное блюдо у евреев из рубленой селедки.

– Цимас – самое то по-еврейски.

– Изохен вэй – специфический еврейский возглас.

– Махалля – городской квартал со своей административной системой, напоминающей сельскую управу.

– Кошерный магазин – магазин, где продают продукты, разрешенные еврейским законом. На каждом товаре стоит печать раввина с надписью «кошер» – годный к употреблению.

– Почтенные полуинтеллигентные люди – сложное словосочетание, особое определение, характерное для советско-еврейских семей.

– Привоз – знаменитый одесский рынок.

– Пенициллином евреи Сан-Франциско называют суп из куриных окорочков – «Ножек Буша». Свое название этот суп приобрел за то, что он лечит все заболевания.

– Сенильные – старческие психологические расстройства.

Барселона*, июнь 1986 года

Мы прилетели в Венесуэлу.

Нас встречал брат моей жены Важито Марот, который руководил агентством по охране VIP-персон и был знаком с комиссаром аэропорта. Поэтому нас провели в город через зеленый коридор VIP-зала, без очередей, паспортного контроля и таможни. Первые два дня мы остались погостить у него в Каракасе, на его машине мы поехали туда, где нас ждало все семейство.

После восемнадцати часов перелета мы были усталыми до предела. Мы и не заметили, как оказались в его квартире. Наспех приняв душ, прошли в зал и, выпив апельсинового сока со льдом, почувствовали себя значительно лучше.

На следующее утро нас навестила сестра жены, ее звали Селина. Бурная волна Карибского марева нас захлестнула вместе с рассказами обо всем и обо всех.

На улице было сорок градусов по Цельсию в тени при стопроцентной влажности, такую погоду сложно было переносить. Я внимательно наблюдал за окружающей меня обстановкой и многое из увиденного раздражало меня. Действовала усталость, мы были буквально задавлены ею. Время бежало медленно, как все в тропиках, а около шести часов вечера солнце вдруг резко село за море и наступила ночь. Странно было наблюдать в это не позднее время горящие фонари на улицах Каракаса. Город вдруг наполнился народом, казалось, что все население одновременно вышло на гуляние. У меня настроение падало, мне казалось, что мы прибыли из цивилизации в какой-то другой мир – липкий, жаркий, полный непонятных звуков и запахов.

Через два дня нас проводили в Барселону. Мы доехали до города на междугороднем такси за три часа. Никто нас не встречал. Мать моей жены, Лилия Марот, была дома одна.

Начинался тропический дождь, атмосфера сильно напрягалась, начинала болеть голова. Внезапно пошел такой ливень, который я не видел нигде. Тонны воды обрушились на город, и казалось, затопили его. Но через час вся вода куда-то исчезла и мне пояснили, что в тропиках природа так устроена, что вода сама находит путь, куда ей уйти. День проходил полупьяный, как плохой сон и наступал вечер, липкий, полный москитов.

Около семи вечера нас посетил старший брат жены Франсиско. Он приветствовал нас в Барселоне и подарил нам средство от москитов. Подарок пришелся нам очень кстати, и мы быстро намазались им, чтобы не быть съеденными заживо. На ночлег мы отправились в соседнюю комнату, спали в развешанных гамаках. И это было страшно неудобно. А в пять часов утра меня разбудил шум. Это оказалась война кошек и крыс. Она происходила у нас комнате, прямо под нашими гамаками.

Так начиналось первое утро в Барселоне. Пахло черным кофе, жаренной арепой*. Был слышен чуть приглушенный голос доньи* Лилии и запах сигарет Маргариты, старшей сестры моей жены, она пришла увидеться с нами спозаранку.

Пройдя в ванную комнату, я умылся, но даже не ощутил радости прикосновения к воде, она была здесь совсем другая. В доме и на улице не было центрального водоснабжения, вода запасалась в кадках, бочках и ведрах и довольно быстро протухала.

На кухне сидели две женщины: одна была восьмидесяти лет, другая – пятидесяти, обе красивые. Римские или корсиканские черты явно проступали на их лицах. Одна светилась силой ума, вторая была древняя как вечность.