Л. Буркова - Индивидуум-ство

Нервная, выхожу на улицу.

Тучи черны, тяжелы и плодовиты. Некто, сидящий верхом на тёмном серпантине, наверняка хохочет да приговаривает: споткнись о выбоину, человечек, и хлебни сполна грязевого смузи. закуси обёрткой от конфетки. вот она, кстати, валяется неподалёку, танцует в ливнёвках.

Протяжно воют водосточные трубы.

Недосыпание ставит подножки.

Колея задаёт русло.

В такую погоду – только топиться.

Озлобленная, проваливаюсь в дорожные бассейны со стекольчатым дном почти по щиколотку. Ощущаю, как чрез подкладку и блузку просачивается кислотная жидкость. Бранюсь матёрым сапожником, вливаясь в огромную очередь на остановке.

Что за дела?

Где официальная сводка?

В колонне погнутых зонтиков и безразмерных дождевиков из уст в уста передаётся и перетирается: на смену вышло мало водителей, потому что у них сегодня – забастовка и бунт. план, жалуются, большой, а зарплата – маленькая. к тому же штрафы увеличили. к тому же камеры-вымогатели на столбах через каждые двадцать метров висят. проверки к тому же. контролёры повылазили из своих сухих и обустроенных нор, чтобы собрать дань с маршрутчиков-мигрантов без разрешений на работу.

Люди топчутся в очереди. Вытягивают шеи. Пожимают плечами.

Чёрт с ними. С этими разрешениями. С этими мигрантами. С этими штрафами и планами. Как до метро добраться?

В метро обетованном, полифоническом, перегруженном – тоже коллапс.

Кто-то прыгнул под поезд и (удивительно!) выжил. Бытует мнение, что неудачниками не становятся. Ими рождаются.

Да и чёрт с ними. С этими самоубийцами. С этими неудачниками. Пересадка с фиолетовой на оранжевую не будет осуществляться тридцать минут. Даже если поеду через кольцо, даже если перейду на неказистый полубег и волнорезом рассеку пассажиров на два легиона – всё равно опоздаю.

И опаздываю.

– Опаздываете, коллега, – констатирует факт начальница.

– Коллапс, – отбиваю я грубее, чем нужно.

– Руководитель мог увидеть Вашу провинность по камерам, – очень и очень серьёзная, совсем не улыбчивая, она смотрит на меня как на настоящего взрослого. Фии! Экая непочтительность!

– И?

– Плохо будет.

– И?

– Накажет.

– Страшно-то как!

– Тшш, коллега! Вы со своими шуточками – доиграетесь!

– Уже вижу, как он меня розгами стегает!

– Тшш, коллега! Что Вы несёте?! А вдруг – прослушка в кабинете?! А вдруг – микрофончики в розетки ввинчены?! А вдруг – мы под колпаком?!

– А вдруг – нет?

Не доверяя коварным розеткам и духу противоречия, девочка из отдела прячет голову в пластиковую ячейку для документов. Зарывается в журналы учёта. Прикрывается стопками личных карточек. Трясущимися руками засовывает в шкафчик мобильный.

– Читала я про занятный обычай в концентрационном лагере, – не унимается моя раззадоренная внутренняя выдра. – Не помню, правда, в каком именно… Освенцим? Бухенвальд? Дахау? Врать не буду. В общем, один надзиратель уж очень любил выпить отборный кофе с утречка. Под пение и танцы заключённых. Поедая булочки с повидлом, он лицезрел, как истощённая «паства его» плясала да плакала. Падающих на землю – велел уносить не в бараки, но в ближайшую печь. Мол, таких танцоров-иждивенцев содержать нецелесообразно.

– Что Вы несёте, а?! – пухнет от возмущения начальница. – Думайте же! Думайте! Даже если прослушка в кабинете не ведётся – то юристы за стеной точно уши греют!

– Беда, – спокойно заключаю я, передвигая красный квадратик на настенном календаре. И как теперь по ночам спать?

– Вы по ночам спите? – интересуется начальница.

– Да, коллега, – отвечаю я.

– Поэтому ныне носом клюёте? Кончайте!

– Хорошо, коллега, – отвечаю я.

– Небось от сериалов зависимы? От телепередач? На работу с ясным рассудком надобно приезжать!

– Воистину, коллега, – отвечаю я, ввергнутая в трясину вялости и отчуждённости.

Стало быть.

Всё утро передвигающая красный квадратик зевает.

Из этого следует.

Весь долгий день она балуется кофейной капельницей. Допингом доводит себя до повышенного артериального давления. Нервно дрыгает коленками, изучая поведение цербера в естественной среде.

– Вам нужна справка?! – рычит на наивного и невинного сотрудника дикий зверь. – Вы сказали, что Вам – нужна справка?!

Добре, захватывающее начало: где попкорн? где кола? где начос с сырным соусом?

– Верно, – кивает наивный и невинный сотрудник. – Мне нужна справка о доходах за год.

Интригующая завязка: 1080 HD. 3D-эффект. 130 децибел.

– У меня отчёт! У меня незаведённые приказы! Приёмы! Переводы! Увольнения! Докладные и объяснительные! И вы тут со своей справкой! Ско-о-олько мо-о-ожно?!

– Извините (шок). Извините (падение навзничь). Извините (мгновенная контузия).

– У меня сроки! Сро-о-оки горят! Мне бросить все дела – и заняться Вашей проблемой?! А?! А?! Вы понимаете, сколько времени займет процесс?! Это сбор данных! Нумерация! Подписи! Печати! Это не две минуты! Это эгоизм! Э-го-изм!

– Мне (выстрел) не (выстрел) срочно (выстрел), – хрипит почти добитый сотрудник. – Я подожду.

– Подождёт он! Ещё бы не подождал! Проблемы ваши – а корячиться мне! Я-то тут при чём?!

Она-то тут при чём?

– Ни при чём.

– Три рабочих дня по закону! По-за-ко-ну! Видите – полку?! Видите – книжку синюю?! Видите?! Почитай-те-ка! По-чи-тай-те!

– Верю на слово.

Ещё бы не поверил.

– Работать не даете! Совсем! – вздымая в воздух пыль и песок, вытягивается во весь рост сокрушитель и пожиратель парнокопытных. – Только сяду за отчёт – и сразу кто-то приходит! Ско-о-олько мо-о-ож- но-то?! А?! Вы меня уничтожить хотите?! До инфаркта довести?! В петлю загнать?! А?! А?!

– Извините (пожалуйста), пожалуйста (извините). Я вообще-то в первый раз заказываю. Раньше Вас не тревожил.

– Все вы так говорите! Все! И каждому срочно!

Да-да. Каждому срочно.

– Пишите заявление на имя руководителя! В шапке – должность и фамилия! Дата – сегодняшняя! В темпе! В темпе! Сро-о-оки горят!

Беззубая жертва лихорадочно заполняет бланк, умасливает альфу коробкой конфет – и спасается бегством. Я – сижу в своём крошечном кинозале и умозаключаю, что происходящее является ничем иным, как дичью и зашкваром. Ставлю документалке две звезды. Запихиваю в рот горсть глицина.

– Коллега, почему Вы грустите? – спрашивает начальница, наливая в гранёный стакан лошадиную дозу валокордина. – Не грустите. Не положено.

Молчу. Не вступаю в контакт.

Потому что я не грустная. И потому что иди ты в лес.

Не вступаю в контакт. Молчу.

Опасаясь приступа губительной грубости и дурости, думаю: каждой твари – по паре. если ты найдёшь свою тварь – ты успокоишься, а, тварь?

Ровно в семнадцать тридцать выключаю методично зависающий компьютер. Складываю в органайзер ручки и корректоры, зажимы и скрепки, мощь и энергию. Обращаю внимание, что кактусам на подоконниках, кажется, пришёл закономерный конец.