Юрий Козлов - Белая вода

– Очки… – пробормотал, входя в роль, Объёмов. – Они… чтобы лучше меня видеть?

– Я вообще-то обхожусь, – пояснила с подушек Каролина. – Только когда смотрю накладные или читаю. Быстрей! Ложись! – Ей явно было не до сказок.

– Я это… в трусах, – зачем-то проинформировал буфетчицу Объёмов. Поведение Каролины было странным, но чего в нём точно не звучало, так это сексуального мотива. Наверное, так раздевались разнополые узники концлагерей перед газовой камерой, подумал, снимая штаны, Объёмов. Только ведь она… не собирается умирать, посмотрел на тревожно прислушивающуюся к звукам в коридоре Каролину, у неё есть какой-то план… Всё это игра, а я…

– Совсем не нравлюсь? – скользнула оценивающим очкастым взглядом по объёмовским трусам Каролина. Никакого (где надо) самовозрастающего объёма внутри них не наблюдалось. Тишь да гладь, можно сказать, космический вакуум. Вопрос быстрой и страстной близости на повестке дня не стоял. – А ещё такая фамилия… – нервно хихикнула Каролина.

– Какая? – присел на край кровати Объёмов.

– Какая-какая, Объёбов, – обхватила его за плечи, потащила под одеяло Каролина.

– Объёмов, – поправил Объёмов.

– Какая разница. – Каролина, впилась в его губы сухим, как перестоявшая на буфетном столе салфетка, поцелуем.

За дверью послышались приглушённые мужские голоса, шум лифта. Потом снова стало тихо. Лифт проехал мимо девятого этажа.

– Всё должно быть натурально, – скомкала поцелуй, как использованную салфетку, Каролина, – иначе они не поверят. Но я не уверена, что у нас получится. Когда ты последний раз спал с бабой?

– Давно, – честно признался Объёмов, – коплю силы.

– И как копилка? Сильно пополнилась? – поинтересовалась Каролина.

– Хочешь проверить? – До Объёмова вдруг дошли нелепость и какая-то издевательская карикатурность происходящего. Главное же – отведённая ему унизительная роль. – Какого хрена? – заорал он, увернувшись от попытки Каролины снова заткнуть ему рот сухой салфеткой. – Чего тебе надо? Зачем ты здесь? Что всё это значит?

– Лёшка, мой муж, – едва слышно, умоляюще приставив палец к губам и указывая другой рукой на дверь, прошептала Каролина. – Он… здесь. Прилетел. Только он… не Лёшка.

– Прилетел? – Объёмов, как ни странно, мгновенно вспомнил семейную историю Каролины – вдовы погибшего, точнее, пропавшего без вести шестнадцать лет назад пилота, вместо которого на военном кладбище похоронили манекен в форме майора ВВС Белоруссии. На его пластмассовое лицо ещё положили фотографию растворившегося в небе Лёшки. Героический муж Каролины велел напарнику катапультироваться, а сам увёл самолёт подальше от посёлка в поле с подсолнухами. Люди не пострадали, а вот подсолнухам, наверное, досталось. Но останков Лёшки, если верить Каролине, среди горящих обломков не обнаружили. Дальше пошёл какой-то конспирологический бред про испытание секретного то ли биогравитационного, то ли пространственно-временного оружия.

– Они, – снова прислушалась к происходящему за дверью Каролина, – его ищут. Не могут найти, поэтому хотят через меня.

– Кто? – по инерции уточнил Объёмов. До него дошло, что всё это не игра, а если игра, то с безвыигрышным (для него и Каролины) результатом. Лес рубят – головы летят. Лес почему-то увиделся встревоженному писателю Василию Объёмову не как положено – в виде деревьев, а… в виде обречённо помахивающих головами подсолнухов.

– Наши и… ваши, – с неодобрением посмотрела на Объёмова Каролина, словно на нём лежала доля ответственности за «ваших» , которых он, кстати, никогда не считал своими. Напротив, как мог, клеймил и разоблачал в публицистических статьях. Да хотя бы за наплевательское отношение к русскому языку и литературе! Собственно, для того он и притащился на раздолбанном «додже-калибере» из псковской деревни на конференцию в Лиду, чтобы в очередной раз прокричать об их безумном воровстве и беспредельном презрении к народу в… пустоту.

– Войсковая операция? – Объёмова поразило, как быстро и осмысленно он включился в обсуждение невозможного события. – Откуда он прилетел? И… на чём?

И не просто включился. Писатель Василий Объёмов уже опережающе работал с сюжетом. Лёшка в последний момент успел катапультироваться. Приземлился на другом поле. Быстро закопал в землю парашют и… исчез на шестнадцать лет. А сейчас объявился! Естественно, его хотят поймать и допросить. Кто главный свидетель с транзитным статусом соучастника преступления? Естественно, Каролина! Может, они вместе все эти шестнадцать лет шпионили… на Россию, на кого же ещё? Или… на Украину? Это хуже. А я… покрылся холодным потом Объёмов, – ясен пень, связной, хорошо, если не резидент! Но она сказала «ваши», торопливо внёс облегчающее собственную участь уточнение в сюжет: если это совместная с «нашими» войсковая операция, значит, я… не шпион, а соратник! У Белоруссии и России это… как его… Союзное государство! Сволочь, с ненавистью посмотрел на ответно сверлящую его сквозь очки волчьим взглядом Каролину, зачем ты пришла, что тебе надо, зачем впутываешь меня в эту историю?

– Самолёт приземлился на базе вчера ночью на самой дальней, заброшенной полосе, – быстро заговорила Каролина, телепатически уловив невысказанные упрёки Объёмова и сделав правильный вывод, что откровенность – единственное средство удержать его от панического бегства, неотвратимого катапультирования из кровати, а может, и из гостиничного номера. – Радары не засекли, он из какого-то особого материала или чем-то покрыт, не знаю, а так – точная копия того, который разбился. Пастух стадо мимо гнал к ангарам, там вокруг ещё зелёная трава, увидел, рассказал в посёлке. Дети побежали. Потом военные приехали, оцепили, привезли аппаратуру. Везде в кабине – Лёшкины отпечатки пальцев…

– Ты сама-то его видела? – перебил Объёмов.

– Я сразу заметила, что за мной следят. Один злобный такой, с бородой, ты сидел, он в кафе заходил. И про тебя я тоже сначала подумала… А тут дочь позвонила, говорит, на съёмную хату нельзя, уже вычислили…

– Дочь? – Объёмов сам начал удивляться своей памяти. – Из Умани?

– Из Одессы. Я Олеську сразу вызвала, как узнала про самолёт, сказала, чтобы никому ни слова и только на попутках. Если меня возьмут, так хоть она ему поможет. А я потом… С Украиной пока граница без проблем. Они её точно в лицо не знают. Имя до паспорта у неё было – Ольга, а отчество я по деду ей сделала – Андреевна. Фамилия вообще по первому мужу, тоже хохол был, только из Полтавы, и тоже сволочь, другую бабу в дом привёл, стал с ней жить при живой жене. Так что никаких концов.

– Ты его видела? – повторил Объёмов, пытаясь вспомнить, где он недавно слышал про Олеську . Вспомнил! Не слышал, а читал. Объявление с отрывными телефонными хвостиками на фонарном столбе на гостиничной автостоянке: «Олеся. 27 лет. Ахнешь! Звони!»