Марина Винтерс - Как не стать счастливой

Казалось, снегопад никогда не кончится, он шёл так спокойно и продолжительно, как будто наступило его время. Я шла сквозь позёмку, стараясь переступить наметённые местами сугробы, очень боясь намочить свои единственные замшевые полусапожки. Из рук каждый раз пыталась вырваться папка, постоянно выскальзывая и норовя упасть в сугроб. Я сжимала ее ещё крепче, понимая, что на тот момент она была главной ценностью в моей жизни, за исключением, конечно, моей маленькой дочурки.

Волосы и платок были уже совсем мокрыми от снега, ресницы и лицо приходилось всё время вытирать от падающих беспрестанно пушистых снежинок. Щёки разрумянились, и в глазах поблёскивал свет встречающихся фонарей. Я шла долго. Весь городской транспорт давно уже не ходил, и мне пришлось пройти длинный путь из офиса домой, неся с собой свою драгоценную папку.

– Сейчас трудно, но я выдержу, зато потом всё изменится, – несколько раз про себя повторяла я.

Мысли крутились в голове, и я мечтательно старалась их направить в нужное русло.

– Вот окончу вуз! Получу диплом! И наконец, наконец, найду хорошую работу! И не какую-нибудь, абы что! Нет! А самую лучшую работу в городе! В самой достойной фирме! Где самый достойный коллектив! Где самая достойная должность! Где самая достойная оплата!

Я этого добьюсь! Это обязательно будет!

Я больше не позволю дочке жить в нищете! Я уже познала это и не позволю испытать такое моему ребёнку! Это унижение!

Это потеря себя, личности, достоинства!

Этого не будет!

Я шла и шла по ночному городу под сильным снегопадом и не переставала думать о своём будущем. Решимость и уверенность не давали даже малейшего шанса для сомнений.

Свой диплом по окончании вуза я писала в офисе около двух недель, в те времена не каждому был доступен компьютер, и приходилось брать разрешение на это у руководства. Засидевшись там до полуночи, я поняла, что даже на последний рейс транспорта я уже опоздала, и надо будет идти пешком всю дорогу домой, около 8 километров.

Я не жалела о потерянном времени и возможных опасностях, ведь всё это нужно было преодолеть для изменения моей жизни и жизни моего ребёнка. Дочка уже немного подрастала и относилась с пониманием к моим подобным походам в офис. Я часто брала её с собой, чему малышка была несказанно рада. Я держала её за маленькую ручку, и в пути мы радовались самым незначительным вещам. То кошку увидим на завалинке, сидящую и лапкой умывающую свой нос, то птиц, перелетающих с дерева на дерево, чирикающих забавно. Я намеренно обращала внимание на подобные вещи, стараясь хотя бы так привнести в её жизнь положительные эмоции. Дочке было приятно находиться рядом с мамой, ведь основную часть своего времени она проводила дома совсем одна. Мы с мужем днём работали и приходили домой в большой спешке под вечер, беспокоясь о своей маленькой дочурке.

Малышка радовалась нашему приходу, стараясь скрыть слезинки на своих глазах, ведь целый день ожидания для маленькой девочки так непомерно долог.

После очередного похода в садик малышка наотрез отказалась посещать его, а я и не стала насильно заставлять ребёнка ходить в это ненавистное для неё заведение. Так и решили на семейном совете, что дочка нас будет ждать дома одна, она ведь уже почти «взрослая».

Мы жили в нищете почти десять долгих лет, в маленьком разваленном домишке, а точнее сказать, 1/4 частного дома. Там были всего одна жилая комната, крохотная кухня и холодная маленькая веранда.

Удобств и воды в таких домах не было, и на улице стоял старый деревянный туалет на несколько домов, с понятным запахом на весь длинный и узкий двор.

Странно, но это жильё почему-то казалось всем нормальным, всем, кроме меня. Я не могла нормально жить, есть, спать, дышать, существовать, и жизнь моя была одним сплошным кошмаром. Многочисленные соседи, живущие в таких же условиях, считали для себя это вполне нормальной жизнью. Мне же вся эта картина сильно напоминала пьесу Горького «На дне». Казалось, мы все находимся на самом дне своего существования и даже сами не осознаём этого, поэтому давно смирились.

Около 12 семей жили только в нашем дворе, а по улице в целом таких дворов были сотни. Женщины из последних сил старались справиться с бытом, где помимо отсутствия удобств в домах не было ни воды, ни слива. Газ был в баллонах, многие ещё сами топили печи, за водой надо было ходить в соседние дворы. О том, чтобы принять душ, даже мечтать не приходилось. Стирали в тазах, выливая воду прямо на проезжую дорогу.

Почти все семьи в нашем дворе были уже зрелого возраста. Познакомившись с нами впервые, они не могли скрыть на лице тень своего любопытства, похоже, для них было удивительно, что молодая семья приезжих решилась поселиться именно в этом месте. Поначалу они проявляли ровное отношение к нам, но чуть позже я столкнулась с очень озлобленным, по сути скотским, поведением. Сейчас я понимаю почему, но тогда, по молодости лет, это было не понятно и казалось совсем беспричинным.

Думаю, люди, находясь в такой среде, озлобляются друг на друга, и это вызвано исключительно их положением в этой нищенской атмосфере, где всё человеческое исчезает и наружу вылезают все самые низменные, отнюдь не человеческие качества.

Основную тягость бытия в подобной нищете, конечно, несли на себе женщины. Работа, дети, все домашние хлопоты по дому – всё ложилось только на жён. Мужья же, наоборот, чувствовали себя вполне комфортно, как на турбазе. Вернувшись с работы домой чуть позже 5 вечера, получали от жён полное обслуживание во всех отношениях. Всё убрано, помыто, настирано, наготовлено, подано и накормлено! Наевшись, отдохнув, мужья выходили во двор после 6 часов, и начиналась их полноценная 5-часовая смена заслуженного отдыха. Заработанные их две копеечки зарплаты быстро уходили то на пиво, то на сигареты, то на продукты.

Остальные же расходы семьи ложились на плечи жён. Самое печальное во всём этом безобразии жизни, что мужья умудрялись ещё и поколачивать своих «глупых куриц» – жён – за их никчёмность и лишнюю суетливость под ногами.

Я всё это видела и ужасалась всерьёз. Боясь застрять в этой трясине, я постоянно тормошила мужа о скорейшем переезде отсюда и срочном необходимом изменении наших условий жизни. Но, как ни странно, муж уверял меня, что вот-вот всё изменится, а он уж точно постарается это сделать, и чтобы я попусту не нервничала. Шло время: год, второй, третий. Я всё слушала бесконечные обещания и просьбы ещё потерпеть. Самое ужасное, что на него стал распространяться и полностью овладел им тот самый поведенческий образ жизни мужчин-соседей. Вполне правдиво и уверенно, нагоняя на себя мужскую важность, он с чувством гневного раздражения ежедневно заверял меня, что прилагает все силы для изменения нашей ситуации к лучшему.