Павел Отставнов - Надо жить Человеком!

Болезнь нахлынула, как цунами-катастрофа.

Смеялся-улыбался, не ходил – летал, всё бурлило и радовало…

И вдруг – вокруг тяжко давящая плотная пустота из страха, боли и предвкусия смерти…

Оглушенного, бездумного и распятого на больничной койке, его кололи, совещались, стоя вокруг. Затем куда-то привезли, приложили маску и…

И он очнулся уже в реанимации.

Потянулись одинаково тухлые дни в палате. Под обезболивающими ни страха, ни боли не было, но голова пустела тишиной безразличия ко всему.

Когда его выписывал знакомый хирург, сказал:

– Ну, теперь всё в твоих руках. Захочешь жить – выкарабкаешься!

Но и дома к вкусу жизни интерес не возник: всё-всё-всё уже было – не хочу.

Лежал на диване, смотрел в потолок, дремал… Жевал, что жена впихивала…

В одно утро очнулся от настырно-раздражающего звука: "Кап-кап-кап!"

Неожиданно всколыхнула и подняла на ноги волна злости: "Жена кран не закрыла?"

Вслушался, пригляделся – звук был из-за окна, капало на подоконник. И из окна, сквозь щель в плотных шторах, бил настырный луч света.

Он подошел к окну, хотел задернуть, но, наоборот, распахнул шторы и обомлел!

Свет! Везде был свет! Яркий, бодрый и наглый! Бесцеремонно, без спроса и беспощадно свет бил по земле, по деревьям, по людям… Ударило и по больному и потянуло к себе.

Он распахнул дверь, вышел на балкон, вздохнул и выдохнул свежим ветерком:

– Боже, весна пришла!

Всё оживало, всё тянулось к доброму свету: зелень листочков и травки, "зайчики" в лужах, ручейки на взлёте… Дворовые собачки развалились, выставив пузки под ласковое тепло… Соседская, вчера еще девчонка, о, чудо, гордо шла с коляской.

Увидев его, она замахала руками и радостно закричала:

– Дядя Ваня – выздоровел! Ура!

Он распрямился, махнул в ответ и вдруг вспомнил, как сын, перед операцией, взволнованно кричал в трубку:

– Батя, твой внук пошел! Пошел, батя! Не уходи, ты нам нужен, батя!!!

– Ваня, ты чего, Ванечка? – раздался испуганный голос жены, и она выскочила, как была в халате, к нему.

Он обнял её и сказал твердо, как всегда:

– Надо жить, Иринка. Надо жить!

Засыпая вечером, спроси себя: "А был ли сегодня во мне Бог?"

Он проснулся, как всегда, рано.

Встал и начал зарядкой собирать всё снулое-отлежалое, слегшееся – в единое и двигающееся.

Затем, по дороге в ванную, осторожно обошел собачку.

"Дворянке", по человеческим нормам, было намного больше лет, чем ему. Посему она только приоткрыла глаза и вздохнула, типа: "Ах, молодой человек, всё пройдет… И ты проходи, только не наступи, дай еще поспать…"

Мно-о-ого лет назад, по весне, они нашли щенка-девочку на улице. Так и назвали: "Весна". Так и жили вместе по-весеннему!

Когда допивал кофе, вошла на кухню "вторая половина". Ну, как "половина", если как два "он целый", сухой, как лист осенний?

– Опять по своим девкам пойдешь? – усмехнулась жена. – Ниночке скажи, что вечером поможем помыться.

Он щелкнул, по-молодецки-офицерски, каблуками:

– Окей-хоккей, моя Прекрасная Дряхлость!

– Что-о-о-о! Да я ж тебя на год младше, старикашка! Крупу не забудь – птичкам подсыпь. И в магазине корм собаке купить, закончился!

– Яволь, мой женАраль-ораль!

В подъезде зашел к соседке-старушке:

– Мадам, я весь Ваш… Аж, на полчаса!

Быстро починил шпингалет на балконной двери, взял список в магазин, и был таков…

Затем забежал (ну, как "забежал"? Зашел, с остановкой-отдыхом на четвертом этаже), к Нине-инвалиду в соседнем подъезде.

Взял список в аптеку – и на улицу.

Прогулялись с Весной по парку, подсыпал корм в кормушки птицам, затем сходили в магазин и аптеку.

Отдав заказы "девушкам", вернулись домой.

Пообедали и поехали втроем в приют животных, на другой конец города. Весна побегала со знакомыми собачками. Он стал, вместе со столяром, ремонтировать и утеплять вольеры и будки. А она готовила корм и кормила кошек-собак.

Уже вечером, они сразу зашли к Нине. Загрузили её в ванну, жена стала помогать мыться, а он заварил чай.

Затем все, с часок, пили чай и отдыхали от трудового дня.

– Ты, Иваныч, мой спаситель! Мой могучий избавитель! – воскликнула Нина.

"Да! – подумал "могучий" старик, отец демократии и двух взрослых детей. – Бывшей, учительница русского языка и литературы, не бывает! Чем можем, уважаемая – тем поможем!"

Уже дома, засыпая, он думал: "Завтра, с утра, съезжу в "Дом престарелых". Звонили тамошние старики знакомые, вроде, директор проворовался. Затем на "Совет ветеранов района" – доложу, обсудим, меры примем. А сейчас – спать. Спасибо, Бог, за день и силу духа. Всё остальное будем делать… И никто, кроме нас!"

– Вставай, Иван. Петушок давно пропел! – пролез, сквозь дрёму, голос жены.

"Ха, а петушок то мой давно отпелся!" – совсем не зло подумал старик, но не спешил вставать.

– Старый, хватит дрыхнуть! Скоро внук придет, а масло закончилось! Как блины ему напеку?

Иван открыл глаза. Да, утро уже вовсю било лучами весенне-веселого солнышка, да дергало занавески шальным молодильным ветерком!

"Ох, отмолодили уже и ветерки, и солнышки… Да и молодухи уже не отмолодят! Абзац консенсусу! Но точно говорят: болит – значит, еще жив… А если всё болит, радуйся – всё еще на месте, не отпало!"

Он, кряхтя, поднялся, начал было физзарядку, но мотануло к стене. Старик махнул рукой и пошел умываться.

Только вышел, как раздался сигнал домофона, а затем голос мужчины:

– Мама, привет! Вот, Вовку вам забрасываю, а мы с Ленкой попробуем на лыжах прокатиться. Пока не растаяло окончательно. Привет, отцу!

Через минуту на пороге, явилось-незапылилось явление-племя младое, беспокойное:

– Здра, ба… Хай, дед! Вначале в кино, затем в зоопарк и…

– Ты зайди, вначале, чудо природы. А затем с дедом за подсолнечным сходите!

– Ну, ба-а-а-а!

– Я всё сказала! – усмехнулась "суровая" бабка, и вскоре выпроводила их за дверь с кульком.

Потащились, было, в "магаз", да тут же дорогу, нагло так, перегородил ручеёк.

Устремился блеск серебра по хрустально-ледяным берегам, разбрасывая вокруг лучики, калейдоскопные, отраженного солнца!

Дед остановился, как вкопанный:

– Ба, Вовка! А ты знаешь, что на этом самом ручье: вместе с твоим прадедом я корабль пускал деревянный, а с отцом твоим мы из пенопласта каравеллу гоняли?

– Дедка, а мы? Мы что не будем ничего пускать-гонять?

– Как это "не будем"? Ща!

Они вернулись к скамейке у "хрущевки", и дед быстро сложил из кулька корабль-складенец. А затем взял из мусорной корзины кусок разбитого зеркала, и сказал внуку: