Елена Емшан - Неумелые молитвы

Доктор Карпов рассказывает мне про болезнь Альцгеймера. Если Альц завелся, его не остановишь. Но, как сказал один знакомый, есть в этом и плюсы: до Альца еще дожить надо. Я не хочу доживать до Альца. Драконы вообще долго не живут. Они вообще все вымерли, осталась только я. И то живу только потому, что мне нужно охранять свое сокровище – двух белокурых, кудрявых принцесс. Когда они вырастут, сморщенный драконий страж будет им не нужен. А пока мне капец как трудно: я в пучине, а они здесь – им нужен кислород и солнечный свет. Уследишь тут.

В этом фильме было про любовь. Главный герой живет вместе со своей женой в доме престарелых. И она его совсем не помнит. Но иногда ровно на пять минут память возвращается к ней, и она его вспоминает, а через мгновение опять отталкивает с криками: «Кто вы? Почему вы меня обнимаете?» Каждый день он читает ей книгу, которую написала она сама, еще будучи в памяти. И даже умерли они в этой лечебнице в один день, черт побери.

Доктор Карпов, вы что, не понимаете, что нельзя советовать такие фильмы наскоро слепленным драконам? Ну, а как бы он понял, кто перед ним. Я же представилась своим человечьим именем, драконьего-то вообще нет, кто мне его даст. Вобрала в себя гальку, спрятала всю жесть и даже пыталась шутить и смеяться. Смех у меня в диктофонной записи – сущий драконий клекот, глупый и нестрашный. А у доктора вполне замечательный голос. Как и положено человеку, живущему в высокой башне.

Парень в том фильме повис на чертовом колесе, чтобы Элли согласилась пойти с ним на свидание. Если бы у меня были крылышки, я бы зависла перед окном доктора Карпова. Но я редкий, бескрылый вид, да и то последний экземпляр. Я же морской дракон, только что выползла со дна моря. От меня рыбой не пахнет, нет? Да и стала я драконом совсем недавно.

Вообще-то, до этого я была кораблем. Который долго боролся с разными морскими неурядицами, а потом получил пару серьезных пробоин ниже ватерлинии, сказал «хватит» и залег на грунт. Была бы я подводная лодка, так вообще без проблем: погружение – всплытие – погружение. Наверное, со временем отращу себе настоящую подлодочность. Если получится.

Затонувшему кораблю ведь вовсе не о чем беспокоиться. Хватит уже, поволновались. Лежишь себе на дне, вокруг темно, вода, пузырьки, рыбки. На дне моря нет шторма, нет таможни, нет пиратов и пограничников, нет айсбергов, и вообще не надо никуда плыть и сверяться с курсом. Всякая хрень только прирастает, а так это хорошее место. Никто сюда не доберется. Солнца бы еще, света тут очень не хватает. Но каким-то чудом работает связь.

Поэтому, когда меня попросили взять интервью у доктора Карпова, пришлось подняться на поверхность. Нет, корабль так там и остался, он же не может выйти незаметно на сушу. Морская пучина быстренько слепила дракона из разного подручного материала и отправила его добывать доктора Карпова.

Как так, спросила я себя, когда доктора Карпова в двадцать пятый раз не оказалось на том конце провода. Нет, совсем не проблема найти мобильный номер кого бы то ни было. Но так даже интереснее. От меня еще никто не уходил, доктор Карпов, и вам не удастся. Это чистый спорт, работа, ничего личного.

Дракон, когда добрался до доктора Карпова, подумал: «Охренеть, какой у вас тут доктор. Зачем вы мне его показываете?»

Дракон подумал: «Я только-только набил сухими водорослями свое сердце, просто чтобы оно было, не ходить же наверх с пустотой в груди, у всех наверху есть сердце, и вот оно воспламенилось. Если меня толкнуть, из меня полетит пепел, и это будет второй Помпеи. Вы этого хотите?»

В это время на ржавом затонувшем судне заработал дизель-генератор. Сам по себе. Зажглись ходовые огни. Все удильщики, прочие глубоководные твари сплылись посмотреть, что это за фигня так ярко светит в пучине моря. «Ты жжёшь, – подумал корабль, – причем жжёшь последнюю солярку. Так тебя и до шестидесяти не хватит. Вдруг что, и придется подняться на поверхность, а солярки нет. Какой еще нахрен доктор Карпов? Быстро уходи оттуда. Возвращайся, кому говорю».

Дракон не посмел ослушаться, он же был только наскоро слепленным аватаром, поэтому выключил диктофон и ушел, оставляя мокрые следы на больничном кафеле. Вышел на улицу, тряхнул головой, сразу полетели хлопья пепла. Дошел до кромки бора, потом до кромки моря, вошел в воду, нашел свое ржавое настоящее тело, залез в самый дальний угол трюма, попросил выключить передатчик. «А я и не включал, – ответила ржавчина вокруг. – А как тогда? – Сам не знаю».

– Не ходи уже к этим людям, – сказала ржавая темень. – Да понял я все уже, понял. – Как там девочки? – Нормально. – Присмотришь за ними? – Ладно. Только как бы сделать, чтобы никаких докторов, никаких людей вообще. В смысле очаровываться ими чтобы не. – Боюсь, не получится, сам понимаешь, тебе ведь все равно иногда придется вылезать. Просто не ведись на их милоту. – Да понял уже, понял. – Отбой. Спи. И это… – Что еще? – Если будешь ходить к той башне у кромки леса, я попрошу морскую пучину оторвать тебе лапы. Если и это не поможет, заварю в трюме, распылю на ил и водоросли. – Тогда я не смогу видеть девочек. – Вот только это меня и останавливает.

Не подарочек

Меня всегда волновал один вопрос: почему все наши желания, рано или поздно, худо или бедно, криво или прямо, сбываются, кроме одного?

Почему если ты просишь небеса подарить тебе человека, облака привычно скручиваются в красивые кудрявые кукиши?

Нет, не в смысле подарить тебе его в безраздельное пользование – сыграть свадебку, усадить рядом и заставить полочки по выходным приколачивать. В смысле развернуть этого человека в твою сторону и чему-нибудь там произойти между вами. Чтобы небеса расправили свои кукишевые складки, и пошла по венам высокая небесная химия. Может, даже не любовь, не знаю, приязнь, желание видеть и говорить с ним снова и снова. Это же самое главное желание, разве нет? Разве не были люди созданы человековыми наркоманами изначально? Вот эта вся история с ребром, она же не просто так придумана?

Можно, конечно, сбывать свои желания самой. С помощью упорного труда над собой и окружающими и разных хитроумных схем.

Лера, одна девочка, та еще дурочка, очень гордилась тем, что в юности придумала хитроумную схему, чтобы заполучить одного мальчика. Мальчик играл в преферанс, но не игроман и не шулер, и в целом был положительным персонажем. Только очень деланным: занимался балетом, ходил всегда носки с вывертом. Внешностью – Тиль Швайгер, достучаться до него для Леры было все равно что достучаться до небес. Лера искала разные подходы, пока не придумала этот. «Научи и меня», – попросила она. «Для префа нужны четверо, – ответил мальчик. – У меня есть пара друзей. Но если найдешь своих двоих, то тоже вэлкам».