Анатолий Шанин - Суворовская юность

– «Куда же он пропал? – подумал мальчик. – Ведь он же никуда не уходил и даже не проходил мимо. Прямо чудеса какие-то».

Костя еще раз прошел вдоль вешалок с шинелями. Там никого не было. Но потом он вдруг увидел торчащие из-под шинелей ботинки. Костя осторожно раздвинул последний ряд шинелей и увидел, что Витька сидит на полу, прислонившись к теплой батарее, и сладко спит.

– Ты что, одурел? – стал тормошить товарища Костя.

– Подожди, я…, я немного посплю, чуть-чуть…

– Вставай, тебе говорят, – возмутился Костя, – только что дежурный приходил.

– Что? Дежурный, какой дежурный? – спросонья Витька ничего не мог понять, но потом вдруг резко встрепенулся, сон его сразу пропал: – Дежу-урный? И что?

Он быстро поднялся на ноги и посмотрел на Костю шальными глазами.

– Что-что? Сказал, что тебя накажут.

– А-а? – Витька, всерьез испугавшись, вытаращил глаза.

– Да ничего, уже ушел.

– Правда был или обманываешь?

– Правда, был, но сюда не зашел, а то бы… – Костя укоризненно покачал головой. – Ладно, уже пора будить нашу смену, пошли их искать.

Но разбудить разоспавшихся мальчишек посреди ночи было непросто. Артем Рожков только мотал головой, но просыпаться никак не хотел. Глаза на его полном лице никак не хотели открываться. Косте пришлось поднять почти бесчувственное тело друга и посадить его на кровати. Но тот, как пьяный, по-прежнему только качался из стороны в сторону, все время намереваясь вернуться в горизонтальное положение. Костя сердито его подталкивал и пытался негромко объяснять:

– Да вставай же ты, наконец, ваша смена дежурить.

Кое-как ему все-таки удалось растрясти товарища, тот встал на ноги и стал медленно одеваться. Неподалеку Витька почти точно также поднимал Бориса Самгина. Только после того, как они убедились, что суворовцы другой смены встали и оделись, можно было ложиться самим. Костя быстро разделся, лег в постель и вытянул ноги. В голове что-то поначалу гудело, а потом он просто провалился куда-то далеко-далеко.

Дни, похожие друг на друга, как братья-близнецы, мелькали один за другим. Утром мальчишки вскакивали, как заведенные, выходили на пасмурный питерский воздух, час занимались строевой подготовкой, завтракали, разбегались по классам на занятия, обедали, уходили на самоподготовку, ужинали, затем вечерняя прогулка и отбой, чтобы завтра начать все заново. Быстро летели неделя за неделей. Некоторые начали скучать, особенно ленинградцы, дом которых был совсем рядом, но также не доступен им, как и для всех остальных, поскольку по воскресеньям им тоже не разрешалось выходить в город. Командир роты объяснил, что новые суворовцы еще пока ничему не научились и не стали настоящими военными, поэтому приходится находиться как бы в карантине. Строгое указание разрешить увольнение только после получения первых навыков соблюдения воинских ритуалов, то есть через полтора месяца, действовало очень жестко.

Поэтому по воскресеньям самым большим развлечением для новоявленных суворовцев было кино. Под кинотеатр в училище была переоборудована мальтийская капелла Пажеского корпуса, расписной потолок которой хорошо сохранился с того времени. Фильмы показывали там вечером каждую субботу и воскресенье. Ребятам, которые раньше смотрели кино только в городских кинотеатрах за деньги, было немного странным, что каждую неделю можно было бесплатно смотреть кино – одно из любимейших занятий всех детей того времени. Их не очень волновал тот факт, что фильмы для показа были не самыми новыми, иногда и вовсе неинтересными, но было много фильмов про войну, что особо нравилось этой аудитории.

Был, правда, еще один день, который выбивался из общего распорядка. Каждую субботу приходилось вставать на час раньше, для того чтобы успеть в городскую баню до ее официального открытия. Старшина еще до подъема раскладывал на стул каждому суворовцу комплект чистого постельного белья, чтобы суворовцы перед баней его поменяли. Вставать так рано было тяжело, выходить на сырой, холодный воздух тоже, но, тем не менее, в каждое субботнее раннее утро колонна за колонной училище следовало на помывку в баню, которая располагалась в переулке Ильича. Сначала роты шли по переулку Ломоносова мимо Апраксина двора, затем пересекали площадь, переходили через Фонтанку по красивому мостику Ломоносова, и шли дальше по набережной.

При следовании в баню спереди и сзади строя каждой роты шли специально назначенные суворовцы с керосиновыми лампами для обозначения габаритов строя. Огни этих ламп были далеко видны в полумраке осеннего утра, и водители редких автомобилей обязаны были пропускать строй суворовцев. Нести лампу считалось весьма почетным делом. Каждый из назначенных понимал, что от него будет зависеть безопасность всей роты, к тому же он в этот момент обладает такой властью, что может даже остановить любую машину. Запах керосина такой лампы на всю жизнь запомнился Косте и долго еще ассоциировался именно с баней.

В раздевалке старшина выдавал каждому мальчику маленький кусочек 1х3х4 см хозяйственного мыла, которые он заранее готовил, разрезая большие куски суровой сапожной ниткой. Командиры строго следили за тем, чтобы суворовцы мылись по-настоящему, а не просто стояли под горячим душем. Но поскольку сами они редко входили в мыльное отделение, то на выходе командир роты первое время встречал выходящих мальчишек и проверял качество мытья, потерев кожу на лодыжке. Если на этом месте появлялись характерные катышки, то нерадивый суворовец с позором водворялся назад в мыльное отделение.

Те, кто успешно проходил эту проверку, могли спокойно одеться и даже спуститься на первый этаж здания в вестибюль, где постепенно собирались суворовцы из разных рот. Здесь можно было встретить своих земляков и перекинуться с ними несколькими фразами, выяснив новости с родины, или узнать о последних событиях в других подразделениях. Старшие суворовцы старались в бане побриться, воспользовавшись наличием горячей воды, а потом, уже в вестибюле, подходили к автомату с одеколоном, и, отыскав в глубинах своих карманов пятнашку, бросали ее в автомат и умудрялись даже вдвоем успеть подставить под эту брызгалку свои раскрасневшиеся лица. Через несколько лет в училище построили собственную баню и водить суворовцев в городскую баню перестали.

Именно в такое раннее утро мама Эдика Денисова, которая жила относительно недалеко от училища, приходила увидеть сына и передать ему что-нибудь вкусненькое. Сначала она пыталась разглядеть среди одинаковых колонн именно ту роту, в которой должен был идти ее сын, потом подбегала ближе к взводу, в котором шагал ее ребенок, какое-то время шла рядом, выискивая глазами своего сына среди ребят, и кричала: