Андрей Демьяненко - ДА

– Знаешь, я наверное откажусь. Мне бы эти заповеди дотащить до своего народа.

Маленький Ангел улыбнулся.

– Мои заветы легки. Это в жизни больших ангелов, больших людей – великие идеи. У нас коротышек – идеи маленькие. Но всё равно, все они принадлежат Богу.

И Ангел дал мне зёрнышко.

– Эээээ, – я был в затруднении.

– Смотри в него, Моисей, – пропищал Маленький Ангел.

Я смотрел в зёрнышко и мне открылись очень маленькие слова.

– Люби, веруй, будь честен, работай, отдыхай… Так это те же самые заповеди! – воскликнул я.

– Да, других нет.

– Только они выглядят компактнее, и их меньше десяти.

– Да, меньше, – сказал Маленький Ангел. – Ведь если ты честен, ты не будешь обманывать жену, не украдешь, не оклевещешь…

Я кивнул. Заповеди не запрещали, они наставляли, советовали.

– Что возьмёшь и эти заповеди? – спросил с надеждой Маленький Ангел.

Переговоры с Маленьким Ангелом и правда заняли мало времени.

Я кинул зерно в карман.

Ангел улыбнулся и исчез.

А я взвалил каменную скрижаль себе на плечи и стал спускаться с горы.

Закон был тяжел, давил на хребет, был неудобен.

А под горой мой народ водил хороводы вокруг золотого тельца.

Я разозлился. Я кинул скрижаль в идола, свалил тельца с постамента. Идол остался невредим, а разбился закон, оказавшийся слишком хрупким.

А я думал о зерне. Я думал, что злость – это плохо, что гнев – это плохо. Что это не по-божески.

Я сунул руку в карман, чтобы нащупать зерно, но зерна там не было. Видимо оно вывалилось в небольшую дырку, которую я не замечал.

Хорошо, что я запомнил эти несколько слов.

Я шёл на работу и декламировал стихи. Да, бывает, что я хожу на работу. Когда я иду, не на работу, а вообще, я стихи либо пишу, либо разучиваю.

Часто вслух и достаточно громко – декламирую.

И на слове «ёжик» из пятиэтажки, из под вывески «Срочное фото» вылетает мужчина, который весь топорщится злобой (в переносном смысле, конечно), как ёжик. И топорщится ругательствами (в прямом смысле, конечно)!

Он в меня втыкается достаточно весомо и больно всеми своими иголками. Я их почти ощутил.

Я вскрикнул, подавленный столкновением, и спрашиваю:

– В чем дело? Что случилось?

– Это ужасное фото! Меня состарили! Я здесь старик!

Я смотрю на фото, на мужика, на мужика, на фото и снова на мужика:

– Вполне приличное фото, – говорю я. – Вы очень на себя похожи.

– Но я была лет на пять моложе!

Я подумал, что ослышался: была?

– Я была женщиной!

Я снова посмотрел на фото. И на мужика.

– А по-моему, вы и здесь мужик.

За эти слова я получил пощечину, и мужик когтями проехался по моей морде. Я почти поверил предыдущему утверждению, ведь царапаться так может только женщина.

Недоразумение, продолжая топорщится возмущенными криками, побежало куда-то прочь.

А я, ощупывая лицо, вспомнил, что мне нужно сфотографироваться на удостоверение в Союз писателей.

И как я теперь буду фотографироваться с таким лицом?

Неуверенно я зашёл под вывеску «Срочное фото».

– Что бы вы хотели сделать? – спрашивает меня очень высокий человек из-за прилавка.

– Никогда не делал профессиональный маникюр! – ответил я, ожидая реакции.

– Вот ложитесь в горячую ванную и высовывайте свои коготки, – встаёт из-за прилавка человек, упирается головой в потолок и указывает мне на небольшую табуреточку, окружённую белыми зонтиками и стойками с фотоаппаратами.

– У меня здесь ранение во всё лицо, говорю я, – и сажусь на табуретку в фотозону. – Ничего?

– Ничего! Лаком для ногтей замажем и видно не будет. Вам маникюр и макияж значит ещё.

Я киваю.

– Цветной или?..

– Чёрно-белый, – утверждаю я.

– Три на четыре? Или пять на шесть?

И тут я понимаю, что это Черновиков.

Во первых, настолько высокого человека я больше не видел никогда. Во-вторых, настолько безупречного чувства юмора нет больше не у кого. В-третьих, все сомнительные происшествия происходят только с его участием.

– Макс, я думал, что ты учёный, что ты состоятельный человек, а почему ты работаешь здесь? – я развел руками.

– Я решил себя попробовать в другой области. И у меня неплохо получается.

– Да? – удивился я. – А что тогда такое сделал с клиентом, что он выбежал с криками?

– Не поверишь, но это был единственный недовольный клиент за три недели, что я здесь работаю.

– То есть ты утверждаешь, что я не буду выскакивать из фотоателье с возмущенными криками, расцарапывая пространство?

Макс включил освещение для съёмки, меня залило ровным белым светом.

– Надеюсь для этого не будет повода.

– Так что ты сделал?

– Всё как обычно. Все фотографы предлагают улыбнуться. Предлагают сыр, сосиски, колбасу. Я же прошу подумать о чем-то хорошем. И всё. На снимке отражается внутреннее состояние. Хорошие мысли – хороший снимок.

Так просто. Хороший снимок получается от хороших мыслей. Я словно поплыл в море света на табуреточке.

Я улыбался, ведь я встретил друга. Негаданно, нечаянно, при обстоятельствах странных.

Щёлк, щелк, щелк – неведомой птичкой пел затвор фотоаппарата.

Из этого света я и выплыл на работу. И день светился. И я ощутил себя моложе. Я ощупывал свою голову, пытаясь на ощупь определить степень омоложения, и мне показалось, что растительности на макушке прибавилось.

Я отринул странную мысль, ведь фотографирование у друзей не влияет на рост волос.