Сергей Семипядный - Украл – поделись. Физиология предательства

– А у меня талант – попадать в нестандартные ситуации, – засмеялась Света. – Я пришла, а мне не рады. Но только не Танька. Она всегда мне рада. Да, Танька? – продолжала стрекотать Света. – А вы мне не рады. Но я знаю, почему. У вас плохое настроение. Всего лишь. А вчера и позавчера было хорошее. Я наслышана. Хотя всего час как из города приехала. Гостила у сестры.

Бабухин тяжело выдохнул воздух.

– Да я бы сейчас и ушла сразу бы, – поспешила сообщить Света, – но у меня к вам дело. А люди, кстати, которые пережили векторные отношения, не забывают их до конца жизни. А это же прекрасно.

– Какие отношения? – повернул голову Бабухин.

– Векторные.

– Это ещё что такое?

– А вы не знаете? – удивилась Света.

Бабухин продолжал хмуро её рассматривать.

– Да я и сама толком не знаю. Прочла где-то и запомнила. Векторные – это что-то такое… Ну, вроде как нестандарт какой. Избили, изнасиловали, обидели, деньги украли, трамваем переехали…

– И часто тебя насиловали? – перебил Бабухин, снова переворачиваясь на спину.

– Ой, вы такие вопросы задаёте! – взмахнула рукой Света и подпрыгнула.

– Что за дело-то, Светка? – напомнила Татьяна.

– Да-да, давай о деле, – поморщился Бабухин.

Сейчас уйдёт эта Светка, он вытащит из-под головы одну из двух подушек, на которых возлежит в данный момент, и завалится спать. Ну, или полежит немного неподвижно, глядя в белёный густо подсинённой известью потолок, да и уснёт.

– А приехала мафия и зовёт вас к себе, – сообщила Света.

– Это ещё кто такая? – проворчал Бабухин.

– Да бандиты же! Мафия!

– Какая мафия? Какие бандиты? – не понимал Бабухин.

– Какие! Которые держат нашу деревню.

– Держат? Деревню?!

– Ну. Держат или контролируют, как угодно.

Бабухин никак не мог прийти в себя. Идиотизм какой-то. «Бандиты контролируют деревню». Эту Богом забытую дыру. Малонаселённую плешь посреди дремучего леса.

– А чего вашу дыру контролировать? – изумился Бабухин.

– Да у нас же два фермера. И не совхоз, а ТОО. У каждого своя доля в бывшей общенародной, как говорится, собственности. И магазин и два киоска частных.

Во, времечко! Бабухин удивлённо мотал головой и усмехался.

– Так что мне им передать, простите, имени-отчества вашего не знаю? Вы на стрелку будете? Около свинофермы, где сейчас парк бэушных механизмов. Сегодня в пятнадцать ноль-ноль. Они подъедут со стороны магазина, а вы должны прибыть со стороны автостанции.

Бабухин смотрел на Свету, как на инопланетянку.

– А гляньте в окно, если не верите. Эй! Ну-ка! – Света подбежала к окну и отдёрнула занавеску.

Бабухин, миновав предупредительно поджавшую ноги Татьяну, сполз с кровати и приблизился к Свете. Затем нагнулся и посмотрел в окно. Посреди улицы стояла какая-то старуха и глядела на окна дома Татьяны. Бабухин бросил взгляд влево, потом вправо, однако больше никого не заметил. Повернулся к Свете.

– Что я должен увидеть? – спросил насмешливо. – Наблюдаю какую-то Марфу или Марью. Но не Мафию. Не встречал я старух с такими именами.

– Да нет, бабка Аня не из мафии. Ей велели только передать сведения о стрелке. И всё.

– Ты тут при чём?

– Тут всё просто. Бабка Аня задолжала Таньке. Ещё летом. Вот ей и неудобно заходить. Она и подловила меня. Ну, всё ясно?

– Сколько? – спросил Бабухин.

– Что сколько?

– Задолжала бабка Аня тебе сколько? – Бабухин повернулся к Татьяне.

– Да тридцать тысяч, кажется, – пожала плечами Татьяна и смущённо улыбнулась.

Бабухин выгреб из заднего кармана горсть купюр.

– Вот тебе пятьдесят, примерно, – выловил он пять десятитысячных из вороха мятых бумажек и протянул Татьяне. – С учётом инфляции. А ты, гражданка Света, дуй за бабкой и тащи её сюда.

Бабка Аня оказалась довольно древней, но явно не выжившей ещё из ума, остроглазой и достаточно подвижной.

Поздоровалась, прошла в комнату, села на предложенный ей Татьяной стул, сказала, обращаясь к Бабухину:

– Спасибо тебе, соколик, избавил старуху от ярма-то. А ты, Татьянка, – она, не поднимаясь со стула, развернулась к стоявшей у двери Татьяне, – уж прости меня, разруху прогнившую. Я ведь и так и эдак кажной месяц прикидывала, разбрасывала деньжонки – ан нет, всё не ложится, как надобно. Всё ведь эвон как вздорожало. Несёт и несёт, сладу никакого нету. Да ещё и задёрживают пенсию-то. Моду завели. И в газетах-то о том пишут, сама видала, а он, Бориска-то, и не читат их, как будто. Думат, видно, что ежели его старуха-мать померла, то и другим старикам и старухам заживаться не след.

– Давайте, бабуля, к делу, – остановил её Бабухин.

– А что за дело-то, соколик? – откликнулась бабка Аня. – Я ведь так поняла, что без возврату деньги-то дал.

– О деньгах этих уже забыли, бабка. Ты мне о стрелке расскажи.

– А, стрелка! Стрелкой-то они называют переговоры по-доброму. Чтобы дело какое сладить без мордобою. Да ведь Светка, я так понимаю, всё уж обсказала. Так ли, нет?

– Что такое стрелка, нам, бабка, известно. И где и когда, тоже нам сообщили. Меня интересует, что это за типы, кто они и откуда. Чего они хотят, бабуля?

– Дак известно. Денег им надобно. Такой нонче порядок, – бабка Аня пожала плечами, – что ежели кто где уворует чего-нито, то должон с имя поделиться. Потому как – крыша. Так они называются. А не желаш делиться, пеняй на себя. И весь сказ.

– Серьёзный народ?

– Дак Валера-то, который единоличник, из дому вышел, в город, сказал, поеду, да и не вернулся. А весной-от прошлой и оттаял у дороги. Стрелили, видно, из ружжа-то в спину да и бросили под кустики. А машину евонную по сю пору не сыскали.

– Те, которые тебя ко мне послали?

– Кто знат. Они ли, дружки ли ихие. За главного-то у них Чипа, но сам не маратся. Он велит, а они и делают, что он скажет. Чипа сам-то из Ольховки, сын Чипчикова, которого поездом зарезало. Он сызмалу всё тащил чего-нито. То варежки чьи упрёт, то деньги у матери потихоньку из карману вытащит. А когда уж в парнях ходил, то Верку-аптекаршу обворовал, с которой они ещё со школы как мужик с бабою жили. Но теперя-то ему воровство без надобности. Он, сказывают, таки хоромы себе отстроил, что ого-го.

– Сколько их человек? – продолжал расспрашивать Бабухин.

– Да четыре. Один-то толстый такой, я его и ране видывала, а двое незнакомые. А ещё один – наш, Игорёк Дымков.

– За старшего кто?

– А толстый и есть за старшого. Андреем зовут. Суровый. Слова лишнего не скажет. И – в глаза не смотрит.

– Оружие у них имеется?

– Вот этого не скажу. Чего не знаю, того не знаю. Две сумки у них большие. Тяжёлые, видать. Игорёк-от нёс одну, так видать по ему было, что не пуховину каку тащит.

Вдруг бабка Аня испуганно всколыхнулась и вскричала:

– Ой, разболталась я! Ой-ё-ёшеньки! – И повернулась к Свете и Татьяне. – Вы уж, девоньки, не выдайте старую. Пристукнут, поди. Меня ведь ткни – и как не бывало старухи.