Светлана Данилина - КОЛЛЕКЦИЯ ХАРАКТЕРОВ. SEQUEL

Маша вспомнила об их бесконечном романе, продолжавшемся не один год.

Если забыть о том, что у обоих были семьи и дети, то их вполне можно было назвать очень красивой и гармоничной парой.

Маша вспомнила зимние тёмные слякотные утра, когда невыспавшиеся мрачные коллеги собирались на планёрку. На общем фоне светлым пятном выделялась эта пара голубков, буквально светившаяся счастьем и умиротворённостью на последнем ряду большого институтского зала. Всем тогда становилось светло и радостно от этого зримого, осязаемого, конкретного и наглядного счастья, которое, несмотря ни на что – ни на противную слякоть, ни на брюзжание начальства, ни на кучу нудных и утомительных дел, всё-таки существует в мире, совсем рядом, стоит только посмотреть на последний ряд кресел.

Глядя на них тогда, она всегда вспоминала вольтеровскую фразу «Всё к лучшему в этом лучшем из миров!»

Маша украдкой взглянула на безымянный палец Людмилы. Обручального кольца на нём не было. На пальце блестело довольно симпатичное золотое колечко с какой-то замысловатой гравировкой.

Она вспомнила, как в институт прибегал ревнивец-муж Людмилы. И практически весь коллектив их отдела, предупреждённый вахтёром, прятал Реликтового Гоминоида в секретной комнате за железной дверью. Разъярённый Отелло тогда не нашёл незадачливого любовника, но с Людмилой с громким скандалом вскоре развёлся.

Но тут поток воспоминаний был прерван.

«Багряна ветчина! Зелёны щи с желтком!

Румяно-жёлт пирог! Сыр белый! Раки красны!» – с восторгом пропел за спиной у Маши хорошо поставленным голосом подошедший с подносом, щедро уставленным тарелками, гурман-Гоминоид.

Маша заулыбалась.

– Старик Державин с нами? – спросила она, мгновенно вспомнив институтский фольклор.

При этих словах всем троим стало хорошо и легко от вдруг охватившего их труднообъяснимого чувства некой ностальгической общности, основанной на пристрастии к классике и вообще хорошей литературе.

«Всё это прекрасно, – подумала Маша, – но как же всё-таки их зовут?»

Слушая рассказы бывших коллег, задавая вопросы, выкладывая какую-то информацию о себе, она мучилась только от одной мысли, что не знает, как к ним обратиться. Она помнила много мелочей об их жизни и привычках, она с большой симпатией относилась к обоим, но имена и отчества загадочным образом застряли где-то в замысловатых глубинах её памяти и никак не хотели материализовываться. Впрочем, одно имя она уже вспомнила. Но этого было мало.

«Сорок лет! – панически думала Маша. – А уже какой-то маразм начинается!»

– Да-а, Эллочка, – вдруг философски после небольшой паузы в разговоре произнёс, обращаясь к ней, Реликтовый Гоминоид. – Жаль, что вы ушли. Ведь какие перспективы были! Какие надежды вы подавали!

Маша смутилась от того, что её назвали чужим именем. Но одновременно она почувствовала и облегчение.

«Они тоже не помнят, как меня зовут, – подумала она, – не я одна страдаю провалами в памяти. Вон Людмила… не поправила его. Значит, тоже не помнит!»

– Семья, дети, не до науки, – неудачно попыталась отшутиться она.

На Людмилу обращение «Эллочка» тоже произвело странное впечатление. Она с задумчивостью посмотрела на Реликтового Гоминоида, потом на его котлету. Гоминоид в ответ как-то чуть заметно смутился и тоже начал с неким сомнением разглядывать свою котлету. Он отломил от неё кусочек, отправил его себе в рот и больше Эллочкой Машу не называл.

А Маша поправлять коллегу не стала, ей было неудобно.

Обед между тем продолжался. Гоминоид и Рыбка были, как всегда, очаровательны. С ними было тепло и весело. Безымянный палец реликтового профессора по-прежнему был обвит толстым обручальным кольцом.

«Так и не развёлся! – с горечью подумала Маша. – Бедная Рыбка».

Но Рыбка не выглядела бедной. Она по-прежнему светилась счастьем и благополучием.

Вернувшись на работу, Маша мигом бросилась в Интернет. Она нашла некогда родной НИИ, открыла страницу с именами и фотографиями руководства, надеясь обнаружить там как минимум Гоминоида. Но сайт давно не обновлялся, и она нашла там только старые данные прежнего замдиректора по науке.

И только через пару дней злодейка-память ехидно выдала Маше простые и незамысловатые имена Людмилы Ивановны и Романа Григорьевича.

«Р. Г., – подумала она, – наверное, отсюда и Реликтовый Гоминоид. Кто-то в коллективе изощрялся!»

Да и на колечке у Рыбки явно проглядывала витиеватая буква «Р».

«Уж могла бы и догадаться», – с укоризной твердила себе Маша.

Но как отчество Ивановна не пришло ей в голову, она объяснить никак не могла.

Каждое утро по будням начиналось для Паши почти одинаково.

Он просыпался по будильнику около семи часов, быстро брился и умывался, потихоньку, чтобы не разбудить жену и маленькую дочку, прокрадывался по тёмному коридору на кухню и включал телевизор. Но к началу всё равно никак не мог успеть. А завести будильник хотя бы на пять минут пораньше у него не поднималась рука.

– Доброе утро, уважаемые телезрители, – вещала с экрана энергичная, с виду умная, ярко одетая молодая особа, – с вами опять я – Полина Александрова.

Всё, что она скажет дальше, Паша знал практически наизусть. Ведь тексты для рубрики Полины Александровой писал именно он – Паша – правда, месяц назад.

Прежде чем уйти на работу, Паша старался посмотреть утреннюю развлекательную телепрограмму, к которой он имел некоторое отношение. В просторечии отношение именовалось халтурой, но составляло какую-то часть месячного дохода молодой семьи. Он мог бы и сладко спать почти целый час, но непонятная ответственность почти каждый день вытаскивала его из тёплой постели и тащила к голубому экрану.

Паша обладал хорошей памятью и почти дословно помнил всякую ерунду, написанную им уже довольно давно и художественно воплощённую на экране умницей Полиной Александровой, с которой он лично не имел счастья быть знакомым, но манеру речи которой уже изучил досконально и с успехом воспроизводил в рубрике, посвящённой необычным фактам из жизни обычных вещей.

Каждый день Полина вещала urbi et orbi*, что такое, например, спички, когда и как они появились, в каких формах существуют.

Паша писал для этой рубрики небольшие популярные рассказики о каблуках, шампанском, ручках, микроволновках, пудре, скафандрах, компьютерной мышке, париках, велосипедах, джинсах, самом дорогом в мире кофе, о мячах для регби и игрушке «йо-йо». Он уже начал подумывать об издании книги, посвящённой всей этой белиберде, потому что материалов у него скопилось очень много. Но руки до этого не доходили.

Собственно, к этой девушке у него претензий не было. Полина добросовестно, слово в слово вычитывала с телесуфлёра всё, что также добросовестно, с остротами и прибаутками, умными мыслями и шутливыми словечками сочинил Паша.