Галина Таланова - Красная Луна

Смахнула пальцем слезу, смотря в сторону от него на бело-розовые тюльпаны на стене, проступающие сквозь голубой туман…

– Ну что ты, малыш! Хорошо, давай поженимся… Но жить тебе придётся у меня… Мне будет трудно жить с тёщей. Я привык работать по ночам, создавать художественный беспорядок – и вообще не ходить по струночке. Я готов познакомиться с твоей мамой, но жить с ней вместе, нет, увольте…

– Давай подадим заявление, пока она не приехала. Тогда она поймёт, что у меня всё серьёзно, и не будет сопротивляться моему замужеству… Ну, давай, я узнавала: в ЗАГСе заявления по четвергам принимают. Давай завтра подадим. У нас лекции будут до 12 часов, можно сразу из университета пойти…

На другой день они выстояли довольно длинную очередь в ЗАГС… Все пары были очень молодые. На них посматривали с любопытством… Перешёптывались. Олесе стало немножко не по себе, будто она стояла в дачной одежде среди собравшихся на праздничную вечеринку. Олег притянул её к себе и обнял за плечи, и ей стало сразу спокойно. Пусть смотрят: она сделала свой выбор. «В конце концов, можно ведь и развестись…» Стояла, прижимаясь к нему, как к печке, будто и вправду замёрзла, вбирая в себя по каплям его уверенность в завтрашнем «далёко», словно тепло от кирпичной печной стены… У неё будет счастливая семейная жизнь, и они ещё родят пару ребятишек…

Заполнили анкеты, что дала им работница ЗАГСа, немолодая женщина в очках, крашеная блондинка, похожая на кудрявого пуделя: она, видимо, совсем не укладывалась после химической завивки. Дама долго и пристально изучала написанное, словно не могла разобрать их почерк и понять содержание. Потом сняла золотистые очки и внимательно, очень по-доброму, как-то по-матерински, посмотрела на неё:

– Девушка, вы хорошо подумали?

– Да, – бодро сказала Олеся.

– Точно хорошо? Подумайте ещё… – участливо сказала она, заглянув Олесе в глаза… Олеся обратила тогда внимание, что у неё вылезли почти все ресницы, отчего взгляд без очков стал беззащитный, как у стариков, стоящих у последнего порога. Длинные и тонкие лучики бежали от век, как от солнца на детском рисунке…

Перед приездом мамы Олег собрал свои вещи, помог ей прибраться, чтобы и следа в квартире от него не осталось, и уехал… Поцелуй на прощание был долог и нежен. Они тёрлись друг о дружку холодными носами, мягкими губами, сладкими и нежными, как ягода шелковицы.

…Мама приехала загоревшая, посвежевшая, пропитанная солнечным ветром и морскими брызгами от волн, вскипавших при ударе о гальку, будто шампанское… В первый день её приезда Олеся побоялась ей сказать, что она собралась замуж… Оставила разговор до следующего дня…

Мама лежала на диване и читала. Она даже не шелохнулась, когда дочь зашла в комнату. Олеся села в кресло и сказала очень тихим и неуверенным голосом, будто пробовавшим зыбь на болоте…

– Мама, мне тут один наш преподаватель замуж предложил… Мы уже подали заявление в ЗАГС.

Книжка упала на пол с глухим стуком, перелистнув на лету несколько страниц, и осталась лежать раскрытой. Мама села, спустила ноги на пол, не думая поднимать книгу.

– Ты могла бы всё-таки сначала меня познакомить с ним. И рано ещё, доучиться надо… Или ты об этом уже не думаешь?

– Я же сказала, что это наш преподаватель… И я его люблю и жить без него не могу. Он мне и с учёбой поможет. Ты же не хочешь, чтобы твоя дочь была несчастной?

– Делай что хочешь. Только не жалуйся потом. Но ты всё-таки должна меня с ним познакомить. Свадьбу, как я понимаю, вы делать не будете? Или он будет всё оплачивать?

– Да мы не собирались делать какое-то большое торжество. Только для своих: свидетели и ты. Но у него хорошая зарплата.

– А его родители?

– Они умерли…

– Пригласи его в выходные к нам… Откуда у преподавателя хорошая зарплата?

– Он доктор, профессор, кажется, уже… Недавно, говорят, присвоили.

– Что? Сколько ему лет?

– Да, он старше меня. Ну и что? Мы любим друг друга, и он сможет меня обеспечить, с карьерой поможет. Потом нам же просто нужны в семье мужские руки. Он хороший, вот увидишь.

– Ну ты даёшь! Зачем тебе это надо? Ты думаешь, что разница в возрасте – это пустяк? Ошибаешься. Я не знаю, как тебя остановить!

– Но, мама, я хочу за него замуж, я хочу жить с ним, ну неужели непонятно? – со слезами в голосе сказала Олеся. Голос поскользнулся на обрыве – и его владелица изо всех сил старалась его удержать…

Олеся позвонила Олегу, что в выходные мама его ждёт. «Как он ей покажется?» – мучилась Олеся все три дня.

Олег пришёл в субботу. Олеся выбежала в прихожую, наконец, дождавшись, что звонок прокуковал. Открыла дверь. Олег протянул ей торт и пакет с виноградом. Букет роз он положил на тумбочку, сказав, что отдаст маме сам…

Она прошла с ним в гостиную, где сидела мама в ожидании будущего зятя. Мама встала с дивана, вскинула глаза на Олега – и синее крыло птицы счастья, пролетевшей мимо неё, отбросило тень на её лицо. Лицо мгновенно потемнело, морщины стали резче, словно впитали в себя угольную пыль, губы сложились гузкой и дрогнули, словно лепесток, на который опустился тяжёлый шмель. Она точно хотела защититься от пыли, что принёс сильный порыв ветра, – прикрыла лицо рукой, ссутулила плечи, пригибаясь к земле.

Потом резко выпрямилась, будто в ней распрямилась сжатая пружина, обернулась к Олесе:

– С ума сошла! Он тебе в отцы годится! Нет, я против…

Олеся растерянно посмотрела на своего женишка. Тот стоял, тоже ссутулившись, будто пытался втянуть голову в плечи. Букет роз был опущен, и он нервно бил им по коленке, точно веником в бане…

– Нет, ты меня слышишь? – безапелляционно сказала мама. – Покиньте наш дом! – продолжила она, обернувшись к Олегу Борисовичу.

Тот был растерян. На лице был написан почти испуг… Положил цветы на журнальный столик, развернулся и вышел в прихожую. Положил очень неловко, на краю, так что, выходя из комнаты, задел рукавом шапки цветов, парящие в воздухе. Букет полетел на пол, теряя при ударе лепестки. Они остались лежать на полу нежными розовыми лоскутками, колышимыми тонкой струйкой сквозняка, скользнувшего в дом из приоткрытой форточки…

Олеся бросилась за своим суженым. Успела увидеть, как тот сдёрнул с вешалки плащ, судорожно надел его, не с первого раза попав в рукав, и, не застёгиваясь, выскочил из квартиры, будто там начинался пожар и удушье затягивало петлёй горло…

– Детка, потом обсудим… Твоя мама, наверное, права…

Дальше она помнит всё, как в тумане… Она бросала маме что-то обидное, мама безобразно кричала на неё. Двери хлопали, как мухобойки; чашки с глухим стуком летели на пол и разбивались на мелкие кусочки, взрывая тишину печальным звоном; ткань рвалась с сухим треском; тапки, подкинутые в воздух и подхваченные ловкой рукой жонглёра, давили комара; из косяка сыпалась штукатурка – и пол становился словно усеян мукой; щипки на руке расцветали лиловыми флоксами; волосы выдирались, как сорняк, заглушивший морковку… Она помнит, что хотела выскочить в подъезд, но мама стояла у двери, прислонившись к ней спиной, – оттащить её у Олеси не было никаких сил и поэтому она лихорадочно соображала, что со второго этажа можно спрыгнуть с балкона на крышу сараев…