Кирилл Шакиров - Сколько стоит волшебство?

Заря рванулась ввысь!

– ААААА! – закричал Ваня, когда земля резко ушла вниз. Его душа спикировала в пятки от полета, а в ушах прогудел ветер. Вскоре страх сменился восторгом. Они летели над лесом, внизу мелькали верхушки елей. Вокруг был простор ночного неба, а далеко вверху горели звезды. Ваня заметил, что за ними из-за леса поднялась маленькая горящая точка. Это был Гораций, а горящей точкой был свет от пера жар-птицы, которое конь держал в зубах. Заря тоже заметила преследование и сделала маневр: ушла ниже верхушек деревьев. Колючие ветви елей стали бить Ваню по лицу! Он закрыл глаза и сильнее обнял шею Зари, чтобы ни упасть. Лошадка вновь изменила направление полета и взмыла к небу. Она долго летела вертикально вверх, стремительно набирая высоту. Вцепившийся в ее шею, Ваня был ни жив, ни мертв. Он видел перед собой только звезды, которые стремительно приближались к нему.

Заря прекратила набирать высоту. Теперь они летели чуть медленнее параллельно земли. Хотя сейчас говорить о земле было неуместно, – она терялась где-то внизу за слоем пушистых облаков. Но здесь на такой большой высоте вдали от земли сияла Луна. Здесь все дышало волшебством и магией. Юноша и маленькая лошадь испугали громадную птицу, которая с воем умчалась к Луне, и, обогнув ее, исчезла за обратной стороной.

Мимо Вани и Зари, сидя в горшке, степенно и величаво пронесся колдун. Он был в мантии, изукрашенной магическими символами, а серебряный свет ночного светила отражался на потертых боках горшка. Засмотревшись на его сердито сдвинутые брови, наши путешественники чуть не столкнулись с ковром-самолетом, на котором сидел мужчина в чалме. Он осведомился у оторопевшего Вани, не нуждается ли тот в партии хороших джинов, и, узнав, что нет, с сожалением умчался прочь. Несколько ведьм промчались на метлах. Они шумно переговаривались и шушукались, обсуждая видимо удавшийся шабаш так, как студентки обсуждают удавшуюся вечеринку. На всех парусах промчался летучий корабль. Он пролетел так стремительно, что Заре пришлось подняться выше, чтобы ни врезаться в его деревянный бок, из которого высовывались угрюмые пушки. Когда они огибали высокую мачту, Ваня успел увидеть ветхую палубу, а на ней скелета с повязкой на белой костяной голове; он стоял у штурвала.

Заря, решив, что приключений довольно и Гораций их не догонит, стала спускаться ниже. Вскоре они увидели Китеж-град. С высоты птичьего полета его было интересно разглядывать. Он имел несколько колец внутренних городских стен – одно в другом. Стены были выстроены из белого камня. Улицы города были чистые и широкие, их, как правило, освещали уличные фонарики. Городские ворота были расположены по сторонам света. Дома в городе были причудливыми постройками, и представляли собой терема. Изогнутые лукообразные крыши, возвышались одна над другой. Изысканная витая резьба украшала здания сложенные то из камня, а то из деревянных бревен. Город был очень красив.

Заря и Ваня не смогли отказать себе в удовольствии зависнуть над Китеж-градом и полюбоваться в ночной час городом. Они и подумать себе не могли, что Гораций был рядом. Он укрылся в лесу у городских стен. Из-за ветвей деревьев ему были хорошо видны Ваня и Заря. Горячность Горация сменила холодная рассудительность. Перо жар-птицы в его зубах горело уже не так ярко. По мере того, как тратились магические силы на волшебный полет коня, так потихоньку угасал свет пера. Гораций это понимал, но больше он понимал, что ему не обыграть Зарю в гонке. Ему нужен был союзник. Пока перо жар-птицы совсем не погасло, Гораций проглотил его. Он знал, что это даст возможность передвигаться по воздуху, хотя и не так стремительно, как летает Заря. Ах, если бы ему только раз удалось коснуться жар-птицы, тогда он обрел бы такую способность к полету, что его скорости могли позавидовать все кометы и метеориты вселенной N-тых царств. Но этого не случилось благодаря подлой Заре.

Коня печалил еще тот факт, что его друзья, Октавиан и Марцелла, были лишены возможности летать. Гораций скрипнул зубами. Это не навсегда, он так не оставит их. Он что-нибудь придумает, а для этого ему нужен союзник, пускай не очень умный, но он должен быть вхож в царское окружение. И такой человек есть.

Ваня и Заря, наконец, улетели, и Гораций смог выбраться из своего укрытия. У него созрел в голове план. Ненароком он вспомнил о своем договоре с человеком в черном.

«Пускай подождет», – решил Гораций и поднялся в ночное небо.

Дьяк Афоня был советником царя в девятом или десятом поколении. Он был высок ростом, неимоверно худ, но на удивление сутул. Рыжая борода и волосы, окаймлявшие его плешивую голову, имели ядовито-рыжий оттенок. Как и положено советнику царя, по старой незыблемой традиции, он был обязан творить злые козни всему честному люду, то есть всем жителям тридевятого царства. Быть злодеем ему полагалось по статусу царского советника. Этот статус бережно передавался из поколения в поколения. Его предки отличались просто редкими злодействами как-то: подкладывали тухлые яйца на табуреты, пинание в зад ногой зазевавшихся прохожих, (после чего они с гиканье, высоко задрав полы кафтана, убегали прочь), швыряли с колокольни наполненные водой бычьи пузыри в толпу прихожан у церкви. Все их проделки вызывали у народа гомерический смех. И люди понимали, что злой советник царя так и должен поступать, поэтому не обижались.

Афоня был самым неудачливым в плеяде царских советников. Сам он считал доблестные подвиги своих предшественников ребячеством, но повторить их, а тем более превзойти их, у него, не хватало то ли умения, то ли везения. У народа дьяк вызывал жалость и желание ему помочь. Однажды он решил бросить яйцо в проходившего мимо ткача. Тонкая скорлупка лопнула под его корявыми пальцами и заляпала ему левый глаз. Дьяк попытался кинуть ещё одно яйцо, но и то, лопнуло и запачкало ему – догадайтесь какой глаз? Неправильно – опять левый. Щурясь и проклиная все на своем веку, он, однако, не отступил, а попытался сделать еще одну попытку. Но третье яйцо вывалилось у него из руки и покатилось по городской мостовой. Дьяк бросился его ловить, поймал, снова выронил. Яйцо упало, но не разбилось, и дьяк вновь погнался за ним. Между тем его жертва продолжала стоить на месте и ни куда уходить не собиралась. Ткач с интересом глядел за манипуляциями дьяка и пытался помочь ему дельными советами. Проходившие мимо прохожие тоже останавливались, чтобы посмотреть на мучения Афони. Образовалась толпа, в центре которой скакал измученный дьяк, ослепленный на один глаз яичным желтком. Яйцо каталось у его ног, но в руки не давалось. Кто-то толкнул ткача в бок, и сказал: «Тебе не совестно, видишь, как человек убивается, помог бы».