Людмила Бойченко - Киномеханик

Довоенная Даниловка представляла собой село, растянувшееся на несколько километров вдоль небольшой речушки. По весне все село благоухало от цветения белой акации, а бесконечная степь покрывалась лазориками… Большинство взрослого населения с утра до ночи работало в колхозе. Была конечно и школа, но только начальная, магазин, клуб. Бегая в школу, дети таскали с собой в сумках чернильницы-непроливайки и перьевые ручки. Тогда учились писать только пером каллиграфическим почерком. Конечно, каллиграфию не все могли освоить на должном уровне, но и у неуспевающих почерк был достаточно приличным. После школы детвора ватагой гоняла по улицам, бегали купаться на пруд, но ближе к вечеру всегда были поближе к дому, чтобы встретить стадо коров и к приходу родителей с работы загнать свою кормилицу в сарай. Жизнь в селе была нелегкой. В основном жители Даниловки все работали в колхозе. Особенно тяжелая работа была в степи, на колхозном огороде. Там работали женщины. Весь день, не разгибая спины им приходилось сеять, полоть, поливать с утра до вечера и все это не за зарплату, а за трудодни, за «палочки», чтобы в конце года, если наберется норма, получить продукты. На трудодень тоже много не получишь: зерна килограмма полтора, да картошки килограмм, но и этому люди были рады. Одна надежда, что колхоз разбогатеет и всего будет вдоволь, да и деньгами заработанное давать станут. Каждый день был похож на другой, но люди не унывали – жили надеждой на лучшие времена.

Сегодня день прошел хорошо. Работали с рассвета и почти до заката до изнеможения и люди заработали по два трудодня, так иногда, бывало, если работали с самого раннего утра и допоздна. Лошадь еле-еле брела, понуро опустив голову. Уставшие от тяжелой работы в колхозной огородной бригаде женщины сидели на подводе молча – каждый думал о своем. Конюх Федор взглянул на Аню, подмигнул ей и окриком поторопил лошадь. Девушка глянула на него своими грустными васильковыми глазами и слегка улыбнулась. Она с нетерпением ждала, когда лошадь добредет до поворота на ее улицу и как только подъехали к перекрестку Аня резво спрыгнула с повозки, попрощалась с, попутчиками и побежала в сторону своего дома. Да! Побежала! Побежала потому, что боялась опять опоздать к ужину, а ложиться спать на голодный желудок ей ой как не хотелось. Аня выросла в несколько необычной сельской семье. Отец до революции был офицером Царской Армии, но революция перевернула, его мировоззрение и он перешел на сторону строителей коммунизма. Во время гражданской войны получил серьезное ранение -лишился ноги, но это не помешало ему остаться преданным делу партии Ленина и не изменило его взглядов. После войны Иван Филиппович, так звали отца Ани, работал в школе плотником и завхозом, а потом, один из не многих, как боец Красной Армии вышел на пенсию за заслуги перед Родиной. Еще совсем недавно семья Ивана Филипповича была довольно большой: пятеро сыновей и дочь, но в позапрошлом году все сыновья умерли все в один год – не пережили голодовку. Отец очень страдал, но в меру своего характера старался не подавать виду. Иван Филиппович и раньше мягким человеком не был, а после смерти самого младшего сына-Феденьки и вовсе стал человеком угрюмым, молчаливым, жестким, вернее сказать, даже жестоким и безжалостным. В семье на всех шкафчиках и ящичках, где находились продукты появились замки. Кушать все должны были всегда все вместе и в одно и тоже время. Кто не успел, например, к обеду, тому приходилось ждать ужина. Деньги, которые появлялись в семье, всегда хранились у отца, и никто не знал сколько их и где их отец прячет-копит, чтобы купить корову. Последний год был очень тяжелый для всех. Ане тоже невыносимо было жалко братьев и не меньше она жалела маму, которая очень постарела за последние два года. Дарья Матвеевна была доброй и кроткой – она никогда не имела права голоса в семье. Тихая и молчаливая Дарья Матвеевна никогда не спорила с мужем – его слово закон. Последнее время она оставалась домохозяйкой потому, что уже не могла работать и в колхозе и дома. У нее лопались раздувшиеся вены на ногах, сказывалась тяжелая работа в колхозе и давление. За последние годы Дарья Матвеевна очень постарела. Ее волосы побелели, часто жаловалась на боли в сердце. В этой жизни ее держала только дочь – единственная дочь, которая была не устроена в жизни. Аня в семье была самой младшей. В семье мама и братья ее любили, только отец был недоволен ее рождением. Когда Дарья Матвеевна узнала, что она опять беременна, рождение детей больше не входило в планы отца, а тем более рождение девочки. Сколько себя помнит Аня отец никогда не позволял себе обнять свою дочь, сказать что-то приятное, похвалить… Так уж в семье было заведено, как говорил отец-без телячьих нежностей. Теперь братьев не стало, они уже не видели, что жизнь стала лучше: мама уже не варила варево из старых папиных кожаных сапог и не жарила оладьи из лебеды пополам с опилками, не собирали всей семьей в поле мерзлый картофель, но все же, как в прошлые голодные годы вдоволь поесть еще не удавалось. Теперь всем жилось не сладко, но когда вечером появлялся свободный часок другой, соседи выходили на улицы и усаживаясь на лавки или просто на траву вокруг них, пели песни, а если еще появлялся гармонист, то и танцы до упаду были. Семейство Галкиных участия в таких посиделках не принимало никогда. Соседи все больше сторонились Галкиных из-за тяжелого характера главы семьи …

Аня бежала домой. У порога задержалась на несколько секунд, чтобы перевести дух и открыла дверь. УСПЕЛА!!! Родители уже сидели за столом. Отец кивнул сначала матери, разрешая выдать порцию каши из не просеянной дерти для дочери, а сам отрезал ломоть хлеба и кивнул Ане, приглашая к столу, протянув отрезанный кусок. Поужинали, как полагается, молча. Отец встал из-за стола первым. Это означало, что ужин закончен. Так было каждый день: убрала со стола, помыла посуду и бегом к колодцу пока солнце совсем не село. Надо было с вечера натаскать воды на завтра для полива подрастающей рассады на огороде, пока Дарья Матвеевна колола дрова на завтра для сооруженной ею же печки во дворе. На печке летом Дарья Матвеевна готовила еду. Была конечно и керосинка, но на ней готовить можно было только по праздникам. Иван Филиппович говорил, что керосинка на каждый день – это роскошь. Вот так и проходили день за днем, недели за неделями…

Молодым, кроме сельского клуба пойти было некуда. Очень редко, когда молодежь собиралась в сельском клубе попеть частушки и поплясать под гармонь, отец великодушно позволял Ане пойти повеселиться с подругами. С подругами она шла в клуб и с кем-нибудь из них возвращалась домой. Парни особо не заглядывались на светло-русую девушку с выгоревшими добела на солнце бровями и ресницами. Лицо девушки было густо усеяно веснушками, а кожа, которая от природы была очень белой на солнце не загорала, а просто становилась красной. Руки от тяжелого труда были в мелких трещинках и заусенцах. Аня стеснялась своих рук и в клубе обычно прятала их за спиной…