Анна Крокус - Отчий дом

Глава 1

Настенные маятниковые часы в гостиной показывали половину десятого вечера. Григорию не спалось. Мужчина потягивал ароматный свежий кофе и читал несвежую утреннюю газету, когда в его московской квартире случилось непоправимое. Первой из его дрогнувших рук упала фарфоровая именная чашечка, разукрасив уголок гобеленового ковра в противный аспидный оттенок. Газета послушно опустилась на его колени и зашелестела в его стремительно сжатом кулаке. Правая рука скомкала домашний халат в области сердца, словно пытаясь спрятать его в увесистой ладони. Мужчина захрипел, лицо его исказилось гримасой внезапной боли и страха. Григорий неподъёмной тушей сполз с кресла, укрыв собой испорченный ковёр. Чашечка больно врезалась в грудь, а газета так и норовила забиться в приоткрытый рот и заглушить собой его хрип. Время для мужчины остановилось, руки ослабили хватку, мокрые губы дрогнули и сомкнулись, тело приняло неестественную и небрежную позу, только в очках непрерывно поблёскивало отражение маятника. Часы показывали тридцать пять минут десятого. Тем же вечером дежурный врач скорой помощи констатирует у мужчины острый сердечный приступ – первый в жизни Григория за его шестьдесят пять лет. С этого вечера время для него словно повернулось вспять.

***

Миниатюрная молодая женщина осторожно ступала по ступенькам на двадцать шестой этаж. Простенькие чёрные сапожки сбавили свой ход между двадцать четвёртым и двадцать пятым этажом. Женщина лёгким привычным движением сняла с белокурой головы чёрный платок и закинула его в сумку, достав из заднего кармашка маленькое зеркальце. На неё взглянули испуганные васильковые глаза с чуть подкрашенными завитыми ресницами, аккуратные пухлые губы дрогнули в едва различимой улыбке, она с тяжёлым сердцем осознала, что остро жалеет себя в эту минуту. Она быстрым движением потёрла замёрзшие щёки, пытаясь избавиться от едкого волнения, и ловко захлопнула зеркальце. Последний этаж она преодолела быстрее обычного и нажала на впалую, как сургучная печать, кнопку звонка.

– Ой, а Вы Серафима Григорьевна? – миловидная девушка за дверью немного опешила.

– Да, здравствуйте, не хотела задерживаться.

– Да, мы Вас ждали только к вечеру, простите! Я сейчас сделаю Вам горячего чаю! – незнакомка поспешила впустить женщину и сделать виноватые глаза. Было видно, что она не успела подготовиться к визиту гостьи.

– Я бы не отказалась, эмм… Простите, как я могу Вас называть?

– Мила, просто Мила! – защебетала девушка и собиралась упорхнуть на кухню.

– Ой, Мила, подождите! – женщина перешла на шёпот: – А мой отец сейчас не спит? Я его не разбудила, надеюсь? Звонок такой непривычно громкий…

– Да что Вы, его этими райскими птичками… – Мила кивком указала на дверной проём, – только усыплять можно! А если честно, ему какие-то таблетки выписали, он спит от них как убитый, представляете? – девушка по-детски сморщила нос.

– Да что Вы? И долго он так спит? – Серафима осторожно вытянула шею и заглянула в коридор, откуда было видно винтовую лестницу, ведущую в спальню.

– Нуу, по-разному… Сегодня Григорий Петрович специально ждал Вас, поэтому почти глаз не сомкнул к обеду. А сейчас, может быть, и уснул.

– Он лучше себя чувствует?

– Знаете, да, лучше. Но от диеты, которую назначили, совсем отказывается… Даже курить не бросил! Хотя я уговаривала… – Мила снова поморщила нос и сделала виноватый взгляд.

– Ну, это мы разберёмся! – женщина отважно улыбнулась и стала вешать длинное тёмно-синее пальто в огромный зеркальный шкаф-купе. Посмотрев в зеркало, она с волнением отметила, как сиротливо и чуждо смотрится в этой большой и роскошной квартире. Серафима поёжилась и потёрла плечи. Вовсе не от холода.

– А я чаю всё-таки сделаю! – громким шёпотом пролепетала девушка и скрылась за углом коридора. Женщина осторожно ступила на порожек, ведущий в длинный узкий коридор, и прошла в просторную гостиную, остановившись у винтовой лестницы. Вмиг её память вспыхнула яркими волнующими кадрами из прошлого, обнажив детские воспоминания, как трухлявые кости, давно томившиеся в шкафу. Недавние свидетели произошедшего с хозяином квартиры – настенные часы и огромный камин – выглядели очень грузно и мрачно. Мерный звук маятника уже не звучал так успокаивающе, а камин зиял пустой и голодной дырой в стене, ожидая, когда его огненный язык красиво и властно охватит новую порцию берёзовых поленьев. Женщина присела рядом с камином и протянула руку, на мгновение почувствовав мнимое ароматное тепло, и… воспоминания всё-таки захлестнули.

– Вот вы где! – Серафима вздрогнула и быстро убрала руку. – Ваш чай сейчас остынет, присаживайтесь! – Девушка проворно поставила на читальный столик серебряный поднос с двумя фарфоровыми чашечками. На одной из них витиеватым золотистым почерком было выведено её имя.

– Забавно… – Женщина взяла чашечку в руки и провела пальцами по гравировке. – Я думала, что здесь забыли моё имя…

– Почему же? – встрепенулась юная особа. – Григорий Петрович берёг её для Вас как зеницу ока! Всё ждал, когда Ваши пальчики коснутся её вновь.

– Вот как… – Серафима аккуратно поставила чашку на поднос и внимательно взглянула на девушку: – А Вы давно работаете в доме моего отца?

– Знаете, на самом деле недавно… Я свою маму подменяю… Она просто приболела.

– А кто же о ней заботится?

– Младший брат… Мама просто место терять не хочет. – Мила опустилась в кресло и сокрушенно вздохнула. – Сами понимаете, какие сейчас в Москве расценки… Мама почти на всём экономит, чтобы братика на ноги поднять, чтобы образование достойное, чтобы в школе не косились и не обижали… А я ни за что не позволю, чтобы из-за нелепой простуды она жалела об увольнении, вот и напросилась к Григорию Петровичу… – ресницы дрогнули, и карие глаза засветились. – Он у Вас хороший человек, всё понял с полуслова и позволил даже неполный рабочий день! – маленькие ладошки вспорхнули и сделали благодарственный пируэт, после чего девушка поспешила сменить тягостную ноту: – А Вы уже к нему ходили? Как он Вас встретил?

– Я так боюсь его побеспокоить… Вдруг он ещё не проснулся, а я с дороги, и… мы так давно не виделись.

– Пятнадцать лет… Я бы не выдержала!

– Я вижу, Вы осведомлены о наших отношениях… Это даже хорошо, не придётся лукавить.

– Ой, Вы не подумайте! – собеседница поспешила снова использовать свои ладошки, но уже в защитной позиции. – Григорий Петрович никогда не молчал о том, как сильно скучает по Вас.

– Правда? – женщина удивлённо вскинула брови и отвела взгляд в тёмную пустоту камина, словно ища в его пепельном отчуждении поддержки.