Рене Розен - Лето на Парк-авеню

Но, приехав к офису «Бернард Гайс и партнеры», я увидела, что дверь не заперта, несмотря на субботнее утро, и в вестибюле горит свет. Люди входили и выходили, слышались телефонные звонки и перестук пишущих машинок. Словно был обычный рабочий день.

По шесту соскользнул, грузно приземлившись, мужчина в желтых вельветовых слаксах.

– Извините, – сказала я, – я ищу миссис Слоун.

Он пошел за ней, и вскоре из-за угла появилась Элейн, в брюках цвета хаки и сапогах для верховой езды, словно вернулась с конной прогулки. Серебристые волосы разметались по стройным плечам.

– Спасибо, что встретились со мной так быстро, миссис Слоун.

– Ради бога, – сказала она, махнув рукой. – Что я тебе говорила? Миссис Слоун – это моя мама. А я – Элейн, – она позвала меня за собой. – Субботнее затишье было недолгим, да? – спросила она, идя по коридору, где почти за каждой дверью кто-то работал. – Мы скоро выпускаем большую книгу, и автор всех нас заставляет из кожи вон лезть.

Она привела меня в свой кабинет, который произвел на меня не меньшее впечатление, чем в первый раз. Почему-то я только сейчас заметила серию фотографий на комоде – там были все знаменитые авторы, с какими Элейн довелось работать. Вот, она стоит бок о бок с Граучо Марксом, оба попыхивают толстыми сигарами. А вот она жмет руку Гарри Трумэну. И да, фото с Хелен там тоже было: стоят щека к щеке, обвивая друг дружку руками.

Я уже собралась сесть, когда вбежала молодая женщина с неестественно красными щеками.

– Берни хочет, чтобы ты немедленно взглянула на новую обложку Джеки Сьюзан.

Она держала лист бумаги размером девять на двенадцать дюймов со словами «Долина кукол» жирным черным шрифтом.

Элейн взяла макет и окинула его взглядом, опершись о свой стол.

– Все равно не то, – она вернула девушке обложку. – Скажи ему, что нужно больше таблеток.

– Больше?

– Да. Больше таблеток. Больше кукол.

Девушка кивнула и исчезла.

Элейн закрыла дверь и повернулась ко мне.

– Так, чем я могу помочь тебе сегодня?

– Извините, что беспокою вас в субботу.

– Не говори ерунды, – она отмахнулась от моих извинений. – Я же сказала: моя дверь всегда открыта. По телефону у тебя был грустный голос. Сделать тебе кофе?

Она указала на хромированный чайник и фарфоровые изящные чашечки на подносе.

Я покачала головой, поставила сумочку на угол стола и прижала пальцы к пульсировавшим вискам.

– Похоже, я серьезно напортачила с работой.

– Что ж, в таком случае… – она потянулась к графину на комоде. – Но, честно, – сказала она, разливая бренди по двум чашкам, – я думаю, ты проработала там недостаточно долго, чтобы всерьез напортачить.

Я услышала, как кто-то пробежал по коридору. Элейн добавила кофе в чашки и пододвинула одну ко мне. Я отпила с ее одобрения и стала рассказывать, что у меня стряслось прошлым вечером с Эриком.

– Ох, – сказала она, ставя свою чашку, – игра объявляется начатой.

– Что мне делать?

Подумав с минуту, она лукаво улыбнулась.

– Тебе – ничего. Ровным счетом, ничего.

– Вы не думаете, что мне надо предупредить Хелен? – я почувствовала, как бренди ударил мне в голову.

– Не думаю, – она подалась ко мне, сложив руки. – Хелен знала, на что подписывалась.

– Но ее там, похоже, никто не любит, – сказала я, вспоминая обед с Марго и другими девушками. – Даже женская часть.

– Неудивительно. Людям не нравится, когда рулит женщина. Даже другим женщинам, которые должны бы в первую очередь быть на ее стороне. У меня была та же проблема в «Рэндом-хаузе». Я одна из немногих женщин, издававших серьезные книги в твердых обложках. Обе попали в список «Таймс», и кое-кому это пришлось не по шерсти. Поверь, я пришла к Гайсу не потому, что у них такая прекрасная литературная репутация, – она закатила глаза. – Мне просто стало известно, что Берни не боится работать с сильными женщинами. Он проявляет ко мне уважение, не чинит препятствий и вдобавок платит щедрые деньги, – она отпила еще кофе. – Мне жаль, что это случилось, хотя я не удивлена. Но ты не волнуйся. Все будет в порядке.

– Так, вы не думаете, что меня уволят?

– Господи, нет, – она рассмеялась. – Этот тип, Эрик, вряд ли в силах тебя уволить. Без веского основания. А его основание не годится… даже для мальчиков Хёрста. Уж если так, это ему надо бояться, что ты добьешься его увольнения.

Я об этом не думала, но Элейн была права. Тянущее чувство в животе чуть отпустило. Я глотнула еще горячительного кофе.

– У тебя в этой ситуации больше власти, чем у него, – сказала она. – Если, конечно, он действовал не с одобрения начальства, в чем я очень сомневаюсь. До такого не опустились бы даже Ричард Берлин и Дик Димс. Одно слово Хелен – чего я бы тебе не советовала – и Эрик вылетит, как миленький. Но у меня такое чувство, что Эрик выроет себе могилу без твоей помощи. Или чьей бы то ни было, – она улыбнулась и подняла чашку. – Уже лучше?

– Просто слов нет, – я приложила раскрытую ладонь к груди. – Я всю ночь не спала – так волновалась. Спасибо вам.

С легкой, мягкой улыбкой Элейн взяла сигарету из золотого портсигара с монограммой и прикурила от такой же зажигалки. Выдохнув дым в потолок, она так долго смотрела на меня, что я подумала, что со мной что-то не так.

– Что? – я поднесла руку к лицу.

– Ничего, ничего, – Элейн подалась вперед, уперев локти в стол. – Я просто думала, как ты похожа на маму. Просто копия. Но тебе, наверно, все время это говорят, – Элейн положила сигарету на край пепельницы и сняла два прекрасных серебряных кольца (из которых ни одно не было обручальным), а затем взяла с края стола элегантный баллончик с кремом для рук «Ле-бэн». – У меня где-то есть старые фотографии твоей мамы. Я найду и покажу тебе.

– Я бы с радостью посмотрела.

Она выдавила на ладонь немного лосьона с цветочным запахом.

– Один последний вопрос: как поживает твой отец?

– Думаю, нормально. Он снова женился.

– На Фэй?

– Вы знаете Фэй? – это был большой сюрприз.

– Ну, скажем так, я знаю о ней .

Мне стало интересно, общалась ли она с моим отцом в последнее время, но почему-то не смогла спросить об этом.

Элейн втирала лосьон, поглаживая свои длинные, ухоженные пальцы и безупречные ногти.

– Мама гордилась бы, что ты сюда переехала. Она всегда хотела растить тебя в городе, – Элейн надела кольца и взяла сигарету, стряхнув пепел. – Вивиан никогда не любила Огайо. Но что ей оставалось? Твой отец не хотел покидать дом, а ей было некуда больше податься.

– Что значит: «Некуда больше податься»?

Элейн увидела озадаченное выражение на моем лице и сама погрустнела.

– Извини, – она покачала головой и сдула пепел с сигареты. – Зря я это сказала. Прости.