Виорэль Ломов - Небывалый случай в зоопарке

Безоружный человек – не человек.

Альфред Э. Брем

***

Эта история с географией произошла в нашем городе в начале девяностых годов прошлого столетия, лет за десять до обещанного конца света. Говорят, конец света уже был, но не прошел второе чтение в Госдуме. Население же продолжает, как и в начале девяностых, грешить-каяться и, кувыркаясь через голову, идти туда, куда ему не хочется, но куда оно идет.

Пуля Эйлер была видная из себя девушка. Полное ее имя было Пульхерия, что по-латыни означает «красивая». В магазинах готового платья Пульхерию интересовали строгие фасоны темной расцветки и размеры с пятьдесят шестого по пятьдесят восьмой, а туфельки – сорок первого, с широким носиком и низеньким каблучком, с перепонкой. Крупная была девушка и при силе. Фамилия Эйлер указывала на то, что ее предки – выходцы из Швеции или Швейцарии, но она была русская, о чем свидетельствовало ее имя, которое в Сибири встретишь чаще, чем еще где. Надо, правда, учесть, что по-латыни всё красиво, так как ни черта не понятно.

Отец Пульхерии был руководителем среднего звена со средним служебным рвением и в подпитии, как бы оправдывая свое скромное служебное положение, говорил:

– Я, например, никакой не праправнук крепостного Осипа Эйлера, печника, отпущенного на волю графом Шереметевым еще до крестьянской реформы 1861 года. Я самый что ни на есть непосредственный потомок того самого Леонарда Эйлера, который был выдающимся академиком и любил работать на стыке наук. Я потом покажу, при случае, рукопись его неопубликованной работы по небесной механике как составной части теории музыки. Там сохранилась его собственноручная подпись и дата, – он вывел в воздухе фамилию предка и дату, – Эйлер, 1767 год. Выцвело, правда, всё, полиняло, но прочесть можно. Там он берет производные от гаммы.

– Может, ты, Рудольф Никодимыч, еще и потомок того самого великого Леонардо, который – за его здоровье! – еще и да Винчи? Где-нибудь на их стыке? – спросил его как-то один шутник, чекист-железнодорожник Грач.

– А что? – задумался Эйлер. – Всё может быть. Тьфу-тьфу. – И постучал по столу.

– Да, – задумчиво произнес Грач, жуя сырок, – где стык, там и стук.

***

Если бы Эйлеры жили где-нибудь в селе, в своем доме с приусадебным участком, коровенкой и двумя свинками, да еще курами и гусями в придачу, ничего удивительного в том, что Пульхерия полюбила всякую живность, не было бы. Жили же Эйлеры в городской хрущёвке с видом на трамвай и вытрезвителем наискосок. Тем не менее Пуля с раннего детства обожала – она сама так говорила, – обожала возиться с кошками, собаками, ежиками, дроздами, ящерицами, черепахами и даже мышками. Ей нравилось их «воспитывать». Кот, например, возил на себе белую мышь, после чего получал в блюдечке черный кофе. Он его любил с сахаром, одна ложечка на стакан.

Хозяйство вела мать Александра Львовна, женщина самостоятельная и нраву старшинского. Хозяйство повиновалось ей беспрекословно. Домоводство она совмещала с работой в четыре смены на химзаводе, где было непрерывное и крайне вредное для здоровья производство. Там она была мастером ОТК. Смены менялись с регулярностью времен года, через каждые три дня. Они шли по кругу, и в голове, здоровье и личной жизни Александры Львовны был такой же нескончаемый круговорот забот и волнений.

Муж по дому практически ничего не делал, если не считать всякой починки, ремонта и заготовительных работ на огороде, рыбалке и в лесу. Отоварка продовольственных талонов да увеселительные поездки в деревню за медом или салом вообще к делу не шли. Короче, Рудольф Никодимович, по мнению своей супруги, был не очень обременен домашними заботами, отчего много тунеядствовал. В свободное же от сибаритства время отец таскал Пульку на природу, за город, на реку, в зоопарк.

В зоопарке они бывали каждое воскресенье, отец – в неизменном синем костюме без верхней пуговицы, дочка – в нарядном платьице и с мороженым пломбир, а по праздникам с пломбиром и еще эскимо. Рудольф Никодимович, благостно глядя на сладкоежку-дочку, потягивал из фляжки винцо, а по праздникам коньячок.

А еще девочке нравилось гулять с отцом. Просто так, гулять и гулять. Оказаться вдруг на глухой улочке с деревянными заборами, где по дороге переваливаются, гогоча, гуси или роются в пыли куры, где бегают с визгом тугие поросята или бормочет индюк, а потом вдруг улица растекается в степь, и на солнечном взгорке щиплет травку козленок Иванушка со смышлеными, но совершенно бессовестными глазками.

Нравились Пуле собачки, бегущие куда-то по своим делам, кошки, увиливающие от любого дела, выскочивший из-под досок на секунду-другую бурундук. Когда им встречались лошадка или ослик, восторгу девочки не было предела, она протягивала им на ладошке печенье и хвалила животных за их красоту.

Однажды на окраине города они заметили рядом с дорогой громадного ежа, старого, у него даже иглы были желтовато-седые.

– Возьмем ежика, ему тут одному грустно, – сказала девочка.

Отец надел на ежа свой берет, и они принесли его домой. Еж понюхал еду, но не притронулся к ней. Грусть не покидала ежа, и через день им стало жалко зверька, и они отнесли его обратно. Рядом с ним они оставили яблоко. Когда Пуля обернулась в последний раз, она увидела, что еж развернулся и носом тычется в яблоко, а к нему скользит по асфальту, как по воде, трясогузка. Девочке стало радостно, и она сжала ручонкой широкую ладонь отца.

***

На уроках зоологии Пульхерия блаженствовала. Ведь речь шла исключительно и только о ее любимых созданиях! Когда она отвечала о них урок, глаза ее блестели, а голос звенел. Одноклассники удивлялись, а учительница умилялась.

– Ты, наверное, будешь зоологом? – с воодушевлением спрашивала она.

– А зачем? – простодушно отвечала Пуля.

Как-то после очередного урока зоологии она пошла в зоопарк и спросила у контролера:

– Кто тут у вас самый главный?

– Лев.

– А еще?

– Еще сторож Силантий. Юрий Борисыч, – обратилась контролер к спешащему мимо мужчине. – Тут вот вас спрашивают.

– Я слушаю вас, – остановился тот, с любопытством глянув на рослую, пышущую здоровьем девчушку.

– Я могу ухаживать за животными.

– Это прекрасно, прекрасно! Продолжайте в этом же духе. – И Юрий Борисович заторопился по своим делам.

– И я знаю все их повадки и как кого лечить и кормить.

– Так, – снова остановился Юрий Борисович, – и что же?

– Возьмите меня воспитателем к животным.

Юрий Борисович рассмеялся:

– Сколько тебе лет?

– Я справлюсь.

– Хорошо, вон там обратись к Майе Федоровне. Скажи, я послал. Приходи завтра, поговорим. Извини, в райком спешу.