Юлиана Аверкиева - Мозаика чувств

– А ты что, не слышала? – с небывалыми для себя ехидными нотками в голосе интересуется Вера. И резко щелкает пальцами у Марининого носа – как будто искру высекает огнивом. Марина отшатывается. Хлопает входная дверь. Женщина подходит к телефону и полусомнамбулически начинает набирать знакомый номер.

************************************************************************

«Ты – генерал, Федор, как есть генерал! Ты…

– генерал! – заканчивает вслух Вера. – Я – генерал!

Женщина уверенно шагает по известному маршруту, поминутно повторяя одну и ту же фразу. Зимняя куртка ей не мешает, равно как и нелепо замотанный на голове платок. Мешает хруст – где-то в районе солнечного сплетения. Вера кидает на свою грудь тревожные взгляды, но хруст – не утихает, стоит в ушах.

Она долго была Верой неправильной, очень долго. Не знала, что генерал!

Хр-хр-хр….

Сейчас и дело решить можно, с тем начальником-медведем.

Хр-хр-хр…

************************************************************************

– Дашенька, алло! Да, здравствуй, дорогая… С мамой… Я как раз по поводу твоей мамы звоню. Как тебе сказать… Даш, кажется, от расстройства у нее помутилось в голове. Нет, я не шучу! Как можно такими вещами?.. Ты приезжай, постарайся. Может, мне вообще все это кажется… Я еще Саше своему скажу сейчас. Вместе что-нибудь придумаем. Нельзя же так ее оставлять! Все, Дашенька, дорогая, я тебя жду. До встречи!

Марина кладет трубку и прикусывает нижнюю губу. Опомнившись, она, не закрывая дверей квартиры, идет к себе – говорить с мужем о своей бедной, несчастной Верочке. И что теперь будет?

************************************************************************

Вера проходит мимо секретаря – тот даже возмущенно вскрикнуть не успевает, его голос остается по другую сторону кабинета Иннокентия Степановича.

Женщина тяжело дышит, срывает с головы платок. Иннокентий Степанович поднимает взгляд от бумаг, и лицо его вытягивается от удивления. Когда он понимает, что уже видел эту женщину, к удивлению добавляются раздражение и даже брезгливость.

– Кажется, вам прошлого раза не хватило? Все, что мог сказать, я вам уже сказал, так что всего доброго!

– Вы! В-в-в-вы… – Вера внезапно начинает заикаться, хватается за грудь: хруст нестерпимый, будто ребра внутри превращаются в крошево. – Это все вы! Из-за вас он умер!

Глаза Иннокентия Степановича – голубые, как у Веры Богомоловны, только мутные, холодные – расширяются:

– Милочка, вы в своем уме?.. Хотя погодите… – он окидывает стоящую перед ним женщину оценивающим взглядом. – Вы и вправду сошли с ума. Господи святый! – восклицает начальник. Обращение к высшим силам скорее звучит, как чертыхание. – Сумасшедших мне еще не хватало! Арсений, забери отсюда эту полоумную! – начальник начинает нервничать.

Слышно, как секретарь подлетает к кабинету, однако его попытки спасти Иннокентия Степановича остаются тщетными – Вера спиной наваливается на дверь. Бесстрашно впившись глазами в начальника, руками нащупывает дверную ручку и запирает себя и Иннокентия Степановича, отрезая и от мельтешащего секретаря, и от шумного, крикливого мира. В кабинете наступает тишина.

– Чего вы хотите, Вера Алексеевна? – Иннокентий Степанович встает, вытирает испарину на лбу рукавом пиджака. Да, он вспоминает ее имя – возможно, так действует стрессовая ситуация, в которой он неожиданно для себя самого оказался. – Давайте мы все обсудим, я налью вам чаю… – он старается говорить с ней ласково, как с ребенком. Ведь так следует говорить с умалишенными?

Вера вздрагивает, как будто Иннокентий Степанович предложил ей не чай, а снова – похоронить мужа «гроб на гроб». Вероятно, именно об этом она и думает, потому что ее лицо искажается судорогой, а в глазах вспыхивает безумный огонек.

– Мой муж! Мой… Федор… дайте мне его похоронить!

Иннокентий Степанович делает движение вперед, намереваясь выйти из-за стола, но Вера вскидывает ладонь, останавливая его:

– Нет, нет… он вообще не умер!.. Слышите вы? Только… что я тогда здесь делаю? – Вера выглядит растерянной. – Миленький, вы хоть мне объясните!..

Иннокентий Степанович уже и сам ничего не понимает. Все, чего он хочет, – выбраться отсюда и выдворить вон эту женщину, которая начинает представлять для него явную опасность.

– Нет, не надо ничего! – истошно кричит Вера Алексеевна. – Я… я не знаю, чего хочу… Оставьте меня, оставьте! – она начинает рыдать и опускается на корточки, утыкаясь лицом в колени.

Иннокентий Степанович мог бы воспользоваться моментом: обойти обезумевшую женщину, открыть дверь, позвать охрану и вернуться к своим делам. Но он словно поддается атмосфере истеричности и сумасшествия – да и что это, неужели его тронули ее слезы? Он машинально подходит к ней, абсолютно ни о чем не думая, и принимает ту же позу, что и она. Хочет сказать что-то успокаивающее, что привело бы ее в чувство, но на ум ничего не приходит; там, вопреки обыкновению, хаос и сумятица.

– Послушайте, Вера Алексеевна, мне действительно жаль, что ваш муж ушел из жизни. Но я ничем не могу помочь. Уверен, у вас есть знакомые, которые могут одолжить необходимую для похорон сумму…

Вера медленно поднимает голову – вглядывается в сидящего рядом с ней мужчину, словно видит его впервые. И улыбается – обнажаются большие, ровные зубы молочного цвета. Иннокентий Степанович успевает заметить, что они слишком красивы для ее лица. Она резко поднимается – и большой человек оказывается у ее ног.

– Вы, наверно, не знаете? Так я скажу вам! Я – генерал! Муж мой генералом был, и я – генерал! Под суд захотели? Ну, что молчите? Хотите? Хотите вы или нет, я вас спрашиваю?!

Иннокентий Степанович ошарашено глядит на Веру Алексеевну снизу вверх, даже не пытаясь пошевелиться. Женщина пытается сказать что-то еще, но начинает дергаться – всем телом, глаза цвета неба закатываются, и вот она уже падает в обморок рядом с начальником. Иннокентий Степанович смотрит, а затем торопливо крестится и шепчет себе под нос:

– Слава тебе господи! Черт-те что!..

************************************************************************

Вера Алексеевна умирает через восемь минут. Иннокентий Степанович возвращается за свой стол, лежащую на его безукоризненно чистом паркете женщину выносит в приемную сконфуженный секретарь. Приезжают врачи, кто-то находит Марину – она приходит заплаканная вместе с мужем, но без Даши – дочь Веры и на этот раз не может приехать. Иннокентий Степанович неумело утешает Марину и, как бы стыдясь, вспоминает, что Вера Богомоловна в оставшиеся минуты ненадолго приходила в себя и бормотала что-то вроде «прощаю, всех вас прощаю».

Днем позже в почтовом ящике Марины и Саши оказывается конверт – с деньгами, необходимыми для захоронения уже двух людей. Отправляет их Иннокентий Степанович, никак не объясняя своего порыва.