Андрей Мурай - Письма к незнакомцу. Книга 4. Любовь

Вам же, Серкидон, пожелаю тщательно продумывать свои поступки, и пусть семафор светит Вам только зелёным.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

Приветствую Вас, Серкидон!

Полетело к Вам предыдущее письмо, и сразу загрызли меня сомнения: а так ли? А не куцевато ли? Все ли припомнились ахи и охи вокруг и по поводу романа, в котором мечется и страдает в поисках исхода заблудшая женская душа?

В конце концов, и вовсе я, Серкидону уподобившись, укорил себя в недостаточном знании материала и сделал то, к чему втайне провоцировал Вас, а именно: перечитал роман. Правда, «перечитал» – это слово не то: скорее, пересмотрел. Выбирал самые аппетитные, на мой вкус, места. Так ребёнок ест булочку с изюмом: выщипывает изюм, а остальное приносит бабушке. Я тоже выщипал из романа весь свой изюм, а остальное захотелось вернуть дедушке Толстому. Все мы уже в разной степени испорчены современным «экшеном», в русском классике нам многое кажется и длинновато, и нудновато, и мутновато. Но ведь ещё Бунин хотел переписать «Анну Каренину», убрать длинноты и ненужности. До эсэмэски Иван Алексеевич не сократил бы, но убрал бы изрядно…

Так вот, налистался я книжных страниц, и восстал передо мной, аки лист перед травой, вопрос: а можно ли писателя прошлого судить с позиций сегодняшнего дня? С этим вопросом полез я в свои архивы за папкой, где собраны мнения о романе людей двадцатого века.

Критику романа я сразу разделил на иньскую и янскую. На женскую и мужскую.

Мужчины сочувствуют заглавной геpоине. Ценя её женские прелести, они решительно не понимают, зачем такую недюжинную кpасавицу во цвете лет автор бросил под поезд… Действительно, как-то не по-хозяйски.

Женщины-критикессы, из тех, чья личная жизнь и не сложилась, и не удалась, никак не могут простить Анне ни красоты её, ни смелости, ни успеха у мужчин. Считают: с жиру она бесилась. Пишут: даден тебе муж, сказала «да» при венчании – сиди с ним до пенсии и не дёргайся. С автором женщины солидарны: бросил под поезд, и правильно сделал. Скромнее надо быть. И целый град вопросов: зачем отбила Вронского у Кити? Почему жила в полный рост с любовником, при живом-то муже? А о детях подумала? А к морфину пристрастилась? Это зачем?

Надеюсь, Серкидон, Вы таких вопросов задавать не будете.

Не подходите к ней с вопросами,

Вам всё равно, а ей – довольно:

Любовью, грязью иль колёсами

Она раздавлена – всё больно… 38 38 А.А. Блок

Ну что же, давайте попытаемся распутать хитросплетения судЕб…

Дмитрий Мережковский предположил, что Кити Щербацкая – явная, дневная муза сочинителя, в то время как Анна Каренина – муза тайная, ночная…

Приглашаю Вас, Серкидон, туда, где обе музы столкнулись в очном противостоянии, а полем битвы стало сердце князя Алексея Вронского. Приглашаю – на бал! Этот бал примечателен ещё и тем, что на нём зародились три любовных треугольника романа: «Вронский, Кити, Анна», «Анна, Вронский, Каренин» и «Кити, Вронский, Левин». В двух – Анна Аркадьевна была гипотенузой. Прекрасной, главенствующей и определяющей. Ну, так мы идём или нет? Да Вы не тушуйтесь, я же с Вами. Вести себя будем тихо и незаметно, кадриль отплясывать не будем, и никто не обратит на нас внимания.

За мной, Серкидон! Я покажу Вам настоящую любовную интригу!

Вот мы вступаем «на большую, уставленную цветами и лакеями в пудре и красных кафтанах, залитую светом лестницу», слышны «звуки скрипок оркестра, начинающего первый вальс». Пока идём, я Вам опишу амурную диспозицию. Кити – милое восемнадцатилетнее создание. Накануне Кити решительно отказала Константину Левину, который смущенно предлагал ей руку и сердце. Кити считает, что достойна большего. Это большее – Вронский. Он и знатен, и богат, и хорош собой. Ну, чем не партия! Кити уверена, что Вронский влюблён в неё, и надеется, что предложение руки и сердца последует от него со дня на день. Может быть, на этом балу?.. Ах!..

А что же Вронский? Алексей Кириллович – тридцатилетний офицер. Ухаживал за девушкой от нечего делать, «он не знал, что его образ действий относительно Кити имеет определённое название, что это есть заманивание барышень без намеренья жениться и что это заманивание есть один из дурных поступков, обыкновенных между блестящими молодыми людьми, как он. Ему казалось, что он первый открыл это удовольствие, и он наслаждался своим открытием».

Мы пришли. Танцующих пар пока немного, и Вы можете хорошо рассмотреть предмет интриги Вронского, инструмент его игры. Жертву его флирта. Белокурая Кити! В розовом тюлевом платье и розовых туфельках «на высоких выгнутых каблуках», туфельки не жмут, а веселят ножку. Да только ли ножку! Кити вся при счастье: прелестная, оживлённая, вальсирует с лучшим кавалером. Стоп. Музыка кончается. И что же мы слышим?

– Куда же отвести вас? (кавалер)

– Каренина тут, кажется… отведите меня к ней. (Кити)

Пока дневную музу ведут к музе ночной, вот что Вам расскажу. Накануне Кити и Анна перемолвились. Сначала ничего интересного. Кити сказала, что воображает Анну в лиловом. Каренина удивилась: «Отчего же непременно в лиловом?..» После – о том, о сём. И наконец, вот:

« –Я знаю кое-что. Стива мне говорил, и поздравляю вас, он мне очень нравится, – продолжала Анна, – я встретила Вронского на железной дороге» (речь идёт о первой встрече, на пути из Петербурга в Москву).

– Ах, он был там? – спросила Кити покраснев…»

Ну, Вы чувствуете, близкие к барышне люди сделали из Вронского полного жениха, чем задурили ей голову окончательно.

Вспоминается онегинское:

Иные даже утверждали,

Что свадьба слажена совсем,

Но остановлена затем,

Что модных колец не достали…

А вот и встреча. Знакомьтесь, Серкидон, Анна Аркадьевна Каренина. Вы вздрогнули. Ещё бы, такая женщина! «…не в лиловом, как того непременно хотела Кити, а в чёрном, низко срезанном платье, открывающем её точёные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкой крошечной кистью». Заметьте, никаких лишних украшений, лишь маленькая гирлянда анютиных глазок в чёрных волосах и нитка жемчуга на точёной крепкой шее.

Не только Вы, но и Кити, сама прелестная и нарядная, была очарована и потрясена. «Она теперь увидала её совершенно новою и неожиданною для себя. Теперь она поняла, что Анна не могла быть в лиловом, и что её прелесть состояла именно в том, что она всегда выступала из своего туалета, что туалет никогда не мог быть виден на ней. И чёрное платье с пышными кружевами не могло быть видно на ней; это была только рамка…»

Ну, да. Женщина малопривлекательная старается занять внимание мужчины многоэтажной прической с бесчисленными локонами, нарядами с воланами, корсетами, pюшами, кружавчиками, стразами, плюмажем, пуговицами и прочими дамскими финтифлюшками. А ко всему этому добавляется блеск многочисленных украшений. Чтобы этот блеск бил мужчине в глаза, чтобы мужчина не мог разглядеть ни лица самой женщины, ни её фигуры, чтобы утром, после первой брачной ночи обомлел: «Боже, кто это?..»