Лариса Суворова - Игра с мечтой

А у меня дома всё было наоборот. Я всё успевала: ходила в школу, следила за порядком, готовила. Периодически приезжала с другого конца города бабушка, мамина мама. Та самая, что когда-то спасла меня от одиночества в больнице. Она варила супы-борщи, стирала и гладила крупные вещи и уходила, так как продолжала работать и после пенсии. Всё остальное делала я, и это было не в тягость. Уже тогда я очень умело распоряжалась всем своим временем.

Абсолютно выбивало из нормального течения дел другое.

Папа, воспользовавшись маминым отсутствием и довольно пустой квартирой (четыре комнаты на нас двоих), полюбил приглашать в гости своих друзей. Не тех, которые были общими знакомыми всей семьи. Нет, – тех, кого не очень жаждала видеть мама. Они вели мужские длинные разговоры, выпивали, закусывали, часто это продолжалось, когда я уже ложилась спать. Меня раздражало, что наутро я могла застать прокуренный зал (так тогда называли гостиную), неубранный стол с остатками еды, питья и окурками. Для меня это означало, что по приходу из школы надо лишний раз сходить в магазин, купить продукты для опустошенного холодильника. Надо лишний раз убрать в комнате, помыть посуду. Я терпеть не могла запах прокуренной комнаты и подкисшей еды, но перед школой не успевала всё привести в норму, а значит, разбирала стол, выбрасывала мусор, проветривала комнату и выносила ведро только после школы. К тому же, ночные разговоры иногда были слишком громкими или слишком громко звучал телевизор, и всё это мешало мне спать. Сам папа имел какой-то несвежий вид и, хотя не курил, друзья прокуривали его так, что он тоже стойко пах сигаретным дымом. Я ничего ему не говорила, но выводы делала однозначные, и маму поняла на все сто процентов.

Вот так бывает, что проведенные наедине с отцом три месяца, меняют многое в голове и потом оказывают значительное влияние на будущую жизнь. По крайней мере, у меня это вышло именно так.

Это не означает совсем, что наступил конец моей любви к папе. Будет ещё впереди вальс на выпускном вечере, когда мы с ним были единственной вальсирующей парой, и я гордилась тем, как элегантно он меня вёл. Мы отработали накануне все пируэты дома, и благодаря его балетному прошлому (он занимался балетом в свои студенческие годы), папа легко обучил меня, и сам восстановил былую лёгкость и чёткость. Будут его наезды в Москву, когда он, видя мою скромную жизнь студентки, просчитывающей все расходы до копейки (тогда копейки ещё считали), каждый раз приглашал меня в ресторан. Будет наш вальс на моей свадьбе – когда отец начинает танец и затем передает дочь в руки будущего мужа. Одним словом, ещё не раз я прочувствую, как здорово иметь отца, который тебя любит и ценит.

И всё же именно со времени нашего проживания с ним вдвоём, я пойму, как важна любовь не сама по себе, а именно её зрелое проявление по отношению к тому, кого любишь. Мама этого не нашла в папе. Я, сделав необходимые выводы, стану искать такую зрелость в своём будущем спутнике жизни.

Папа умрёт рано. Мне не будет ещё и тридцати. Это случится осенью. Ноябрь был промозглый, холодный, земля уже успела подмерзнуть. На его похоронах присутствовали больше трёхсот человек. Все, как один повторяли фразу: «Доктор с золотым сердцем. Нет больше такого врача, который уделял бы нам столько внимания». А мы, его три самые близкие женщины – мама и я с сестрой, будем стоять, объединенные мыслью о том, что о своих больных он, действительно, заботился куда больше, чем о нас. Впрочем, когда первые комья мёрзлой земли полетели вниз и с глухим стуком упали на крышку гроба, меня прорвало. Слёзы я роняла молча, но сердце рыдало от горя.

Моя любовь к папе будет питаться всегда детскими воспоминаниями и благодарностью за то, что к нам с сестрой он всегда проявлял мягкость, никогда не наказывал, никогда не унижал, не кричал, в общем любил, как умел.

Папа всегда в Таниной голове существовал как защитник. Она видела, как равнодушно-спокойно он реагирует на все мамины выходки, и ей становилось нестрашно. Он, а точнее его манера отмахиваться от мамы, как от назойливой мухи, защищала Танину психику от всех маминых выходок и слов, от её странно изменяющегося голоса, которым она вдруг иногда начинала говорить.

Потом, гораздо позже, Таня поймёт, что мать реально психически нездорова, что она страдает в какие-то моменты раздвоением личности, но этого не понимает и не признаёт. Соответственно, и лечиться не думает. Маму её жизнь в режиме перепадов настроений с огромными амплитудами вполне устраивала. Что её дети и муж от этого страдают, она знать не желала. На Катю такое мамино поведение наложит отпечаток на всю последующую жизнь. А вот для Тани именно прямая противоположность мамы – собственный папа – станет спасением.

Папа был очень плотный, почти толстый. И всё же толстым его назвать было сложно. Он был, скорее, квадратный. Не великан, но выше среднего роста, с могучими руками и коротковатыми, мясистыми, как будто стволы, врастающие корнями в землю, ногами. С рубленым профилем, красивым разлетом бровей, ясными глазами и детской улыбкой, папа не был красив, но очень привлекателен. Его шикарную шевелюру и мощь в теле унаследовала Таня. Катя же – стройная почти до худобы, с густыми в отца, но тонкими волосами – пошла в мать.

Папа, сколько помнила его Таня, выпивал. Сначала, не сильно. Он работал шофёром, а в советской стране социалистическая мораль строго осуждала пьяниц и предавала общественному суду на предприятиях. А вот с падением Советского Союза папа разошёлся вовсю. Он пил постоянно. Как он при этом умудрялся так часто и легко находить работу в небольшом подмосковном городе, всегда оставалось загадкой. Его нанимали на работу. В течение полугода он старательно скрывал своё пагубное пристрастие, выпивая только вечером и по выходным. Потом всё же срывался и начинал пить прямо с утра, и или не выходил на работу, или являлся туда нетрезвым, что, однако, сути не меняло, и следовало увольнение. И всё же на нормальную, не хуже и не лучше, а такую же, как и в других семьях, жизнь хватало.

Когда папа был трезвый, он интересовался учёбой детей, их друзьями. Нечасто, но всё же периодически брал девочек и вывозил в Москву. Без мамы, чтобы избежать её возможных перепадов настроения и не испортить дружескую атмосферу между ними троими.

Да, у них поначалу была машина. Простой «Москвич». Папа очень любил водить. Для него профессия шофёра была призванием, а не оттого, что он не поступил в вуз. [7] вуз – высшее учебное заведение http://netler.ru У папы всегда были припрятанные от мамы деньги. Они чаще всего уходили на выпивку. Но в эти редкие вылазки в Москву папа тратил их на своих детей, позволяя развлекаться по полной программе. Они шли в зоопарк, или в парк на аттракционы, или в кинотеатр, покупали бесчисленное количество мороженого, так как папа считал, что раз что-то в удовольствие, то это не может принести ничего плохого. Сам он, когда выпивал, мог пить неделями и много. Но у него некогда не было тяжёлого похмелья. Наверное, именно поэтому он никогда и не думал прекращать пить.