Юлия Пушкарева - Бог бабочек

Если кто-то ещё из твоих знакомых, помимо меня, в это вдумался – то, наверное, тоже не спал в ту ночь.

– Давно считаю, что надо его как-то приструнить. Базарит без меры. Сама знаешь, что я пацифист, против драк и всего такого, но с Сомовым… Иногда вот слушаю эту ересь – и хочется прямо… – (Отвлёкшись от поглаживаний, делаешь странное движение руками – точно выжимаешь что-то мокрое. Вздрагиваю). – А слова вообще не помогают! Хоть в шутку, хоть всерьёз, хоть намёком – не затыкается, и всё.

– А что говорит? Что-то в связи с теми ведомостями?

– Да нет – вот именно, что даже не по работе… Хренотень всякую. Сегодня опять на «пиджаков» залупался.

Военные, которые учились в гражданском вузе , – мысленно перевожу я. В причудах этой внутренней иерархии разобраться тоже непросто. На тебе разграничение «пиджаков» и тех, кто закончил военные учебные заведения, отразилось двояко: с одной стороны, пришлось с первого дня службы отвечать на ироничные выпады и стискивать зубы, слыша глупые стереотипы вроде «мальчики из универа – пороха не нюхали»; с другой – ты занял своё излюбленное место лидера оппозиции и иногда откровенно наслаждаешься тем, чтобы поостроумнее парировать эти выпады и опровергнуть стереотипы.

– И ничего нового, опять же! Но вот знаешь, терпения не хватает… – опасно усмехаешься. – Ничего. Придумал я уже пару схемочек, как с ним справиться.

Схемочки и комбинации – ещё один сигнал тревоги в твоей речи. Кажется, теперь капитану Сомову не позавидуешь.

– Например?..

– Ну, например, можно настроить против него Жилина. Точнее, глаза ему раскрыть… Я уже придумал, как. – (Вдруг подаёшься вперёд, и твой голос из расчётливо-сухого вновь становится мурлычущим). – Осталось только дождаться дня, когда они вместе забухают и меня захотят позвать. Такое регулярно случается.

Мычу в ответ что-то невнятное; ты позволяешь мне прижаться ещё и чуть-чуть об тебя потереться. Голыми ступнями задеваю грубую ткань твоих штанов. Мысли путаются.

– Люди вроде Сомова хороши как винтики в системе – и всё, – продолжаешь ты, словно не замечая моей горячки. – Больше от них никакого толку. Он только здесь и может выёбываться, а поставь его перед реальной проблемой – опозорится. Очень боюсь, что, если останусь, сам деградирую и буду таким же винтиком… А ты уже возбудиться успела, что ли? – шепчешь с гортанной насмешливостью – безо всякого перехода. Прячу в ладонях пылающее лицо и неловко выдыхаю:

– Ну… Ты же в форме.

Проводишь рукой по моей груди; нажимаешь сильнее, и меня пробирает дрожь.

– Я думал о тебе на работе… – шепчешь мне в ухо. – Хочу, но боюсь, что не хватит времени.

– Точно не хватит, мой господин?..

Отстраняясь, проходишься губами по моей щеке – той самой, которую хлестал вчера. Я безвозвратно уплываю куда-то; берусь за твой ремень… Ты с полустоном – но решительно – перехватываешь моё запястье.

– Ну вот что ты делаешь, Тихонова? Уже очень захотел из-за тебя… Но надо идти!

И спустя пару минут ты исчезаешь дурманным вихрем – напоследок шлёпнув меня по попе.

Несколько лет назад

Размашисто исписанные листы один за другим летят на пол – своеобразная форма снегопада. Вера всегда очень экспрессивно готовится к экзаменам: в сессию наша тесная общажная комнатка напоминает ставку какого-нибудь генерала во время войны или каморку частного детектива, полную заметок, досье и газетных вырезок. Повсюду валяются тетради и книги, из-за стикеров и закладок похожие на цветных ежей, а их хозяйка то бродит туда-сюда с красными от недосыпа глазами, то цедит кофе и громко сетует, что ничего не сдаст.

Я не отвечаю на эти сетования – хотя в итоге Вера всегда всё сдаёт, и крайне редко – хуже, чем на «отлично». Понимаю, что бесполезно спорить.

По сравнению со страданиями Веры, моя подготовка выглядит скромно; я даже позволяю себе делать перерывы и спать по ночам.

Тем более, в эту сессию мои мысли заняты совсем не синтаксисом и не экзистенциальной проблематикой современной зарубежной литературы. Благодаря тебе, в моей жизни хватает и недосказанных неполных предложений, и экзистенциальной проблематики.

– Чёртова предикативность!.. – восклицает Вера, швырнув на пол очередной лист. Сидя за другим столом, я сострадательно вздыхаю. – Ничего не понятно! Как это выстроить в единую систему, если все концепции друг другу противоречат?!

– Ну, наверное, изложить всё, что есть, – отвечаю я, рассеянно пробегая взглядом статью о «Парфюмере» Зюскинда. Почему же ты до сих пор онлайн, но не отвечаешь на сообщение? Может, я что-то сказала не так? Или ты не один?.. – И потом признать, что единой системы не существует. Хаос и абсурд.

Вера цокает языком.

– Мда-а, Профессор, ну и рецептики у Вас, конечно… И как Вы можете быть такой спокойной?

Улыбаюсь.

– Не знаю. Может, дело в том, что я уже сдала синтаксис?

– Скотина Вы! – констатирует Вера и – слава небу – умолкает на пару минут. Потом раздаётся её довольное: – О, а Вы видели, что сборник статей с нашей конференции прислали?

– Мм… Вроде нет.

Почему ты не отвечаешь?.. Кусая губы, смотрю на соблазнительную надпись «в сети» возле твоего имени. Перечитываю свои последние сообщения – нет, кажется, ничего такого, на что ты мог бы обидеться. И ничего слишком навязчивого. Выходит, ты говоришь с кем-то ещё, а я оставлена висеть на «второй линии». Сердце сжимается. Я и так сорвалась впервые за шестнадцать – нет, семнадцать – дней; давно клялась себе не писать первой. Давно – после того, как ты окончательно отверг меня. Но ведь я нигде не перехожу границ дружбы и…

– Профессор! Это что за новости?!

Вздрогнув, поворачиваюсь к Вере. Она очумело смотрит то на меня, то на файл со сборником; гневный призрак в голубом халате.

– Что такое?..

– «Тихонова Ю., Маврин Д.»! – палец Веры возмущённо упирается в экран ноутбука. – Объясните-ка!

Что ж, когда-нибудь это должно было случиться. Правда, даже от Веры я не ожидала столь бурной реакции.

– Ну… – (Пододвигаюсь так, чтобы закрыть собственный ноутбук. Вере ни к чему видеть, что перепиской с тобой я поглощена больше, чем статьёй о Зюскинде). – Я тебе не говорила? Мы оформили соавторство.

Несколько секунд Вера просто смотрит на меня, широко распахнув глаза, и хватает ртом воздух. Хорошо, что мы одни в комнате: Лиза – наша замкнутая, но нервно-впечатлительная соседка – могла бы решить, что у неё какой-нибудь приступ.

– Соавторство?! Но это Ваша статья! Вы одна её написали!

– Ну да, – со вздохом откладываю ручку. – И?..

– В смысле «и»?! – (Вера ещё раз перечитывает наши имена, стоящие рядом – будто надеясь, что ей померещилось). – Это же враньё, во-первых! А во-вторых – просто некрасиво!.. Результаты Вашего труда, Ваших исследований – и Вы используете их, чтобы он ещё какую-нибудь стипендию выиграл или просто повыпендривался?!