Ирина Верехтина - Квартира за выездом

В дальнем конце коридора была ещё одна комната – самая лучшая в квартире, с эркером и камином. Камин, правда, не функционировал, но смотрелся аристократично, а каминная полка из розового мрамора с мраморными пухлыми купидонами являлась предметом жгучей тёти Раиной зависти. Здесь обитала панна Крися, Кристиана Анджеевна Злочевска, остроносая старуха с пронзительными глазами и неизменным пучком волос на затылке. В пучке торчал черепаховый гребень, инкрустированный голубыми опалами. Панна Крися была настоящей дворянкой с польскими корнями. До революции вся квартира принадлежала её родителям, Нина знала об этом от бабушки, а та от Раиски Барониной, которая знала всё про всех. С лёгкой Раискиной руки комнатку с эркером прозвали «крысиной норой», а панну Крисю крысой.

Нина с Витькой, изощряясь друг перед другом, придумывали старухе прозвища, из которых самыми ходовыми были: Злыдня, панна Крыся, Кристина-балерина и Кость. Последние два прозвища Кристиана получила за немыслимую худобу. Прямая как гвоздь, с торчащими как у вешалки плечами и впалыми щеками, она была красива аристократической утончённой красотой, с которой не смогла справиться старость. Знаток назвал бы этот феномен породой. Жильцы квартиры знатоками не были и считали, что Кристиана «дерёт морду кверху» и «строит из себя дворянку». А она не строила, просто жила – оставаясь той, кем была по рождению, и назвать её бабушкой не поворачивался язык.

Для детей Кристиана была живой игрушкой. Панну Крисю оба понарошку боялись и, встретив в коридоре, со всех ног разбегались по комнатам прятаться: «Злыдня идёт!» Такая была игра. О том, каково было Кристиане в роли злыдни, дети не задумывались. Детские поступки порой более жестоки, чем намерения. Впрочем, панна Крися на них не обижалась, угощала леденцами, которые всегда носила в кармане вязаной кофты, и бормотала «пся крев» (польск. ругательство: собачья кровь).

В коридоре она всякий раз оказывалась не случайно: подслушивание под дверями и подглядывание в замочные скважины были её излюбленным занятием. Увиденное и услышанное панна Крися пересказывала соседкам, улучив минутку, когда оставалась с каждой наедине. Соседок Кристиана звала пани Раей и пани Аней, добавляя к имени вежливое «пани». И шептала на ухо всякую грязь, услышанную мельком и додуманную панной Крисей до логического конца, в который трудно было не поверить.

Наверное, в сталинские времена её бы взяли в штат НКВД секретным сотрудником и платили бы немалые деньги за обстоятельно написанные доносы и виртуозно обработанные сплетни. Но те времена давно миновали, и Кристиана Анджеевна осталась не у дел. Впрочем, ложку дёгтя в пресловутую бочку мёда она вносила, неизменно оставаясь в стороне от разгоравшихся скандалов. С вечно вздёрнутыми плечами, приподнятым подбородком, царственной осанкой и лебединой плывущей походкой – Кристиана всем своим видом показывала, что она вне подозрений и вообще, её хата с краю.

Хорошего во все времена бывает больше, чем плохого. Витькина прабабушка, мастерица печь пироги, делилась с соседками секретами выпечки. Нинина мама сушила в духовке необыкновенно вкусные сухари, натирая хлеб душистыми приправами. Зверевы угощали всех квашеной капустой, которая у Анны Феоктистовны выходила вкуснейшая, с прозрачными ломтиками антоновских яблок и розовыми ягодками брусники.

Панна Крися смотрела на капусту с презрением, а к пирогам была равнодушна. Сама она никого ничем не угощала, исключая дешёвые карамельки для детей, но являлась ценным источником информации о жильцах (по мнению соседок, правдивой и исчерпывающей).

Дети в скандалах и перепалках не участвовали и дружили. Витька был старше Нины на полтора года и относился к девочке по-рыцарски. Всё у них было общим: друзья и враги, игрушки и конфеты, и даже тайна. Тайна заключалась в том, что когда Нина с Витькой вырастут, они поженятся. Нина сначала отказывалась, вот ещё, зачем ей Витька, ей лучше с бабушкой. Но Витька умел уговаривать. Нина Баронина – это лучше, чем Нинка Дерябина, все девчонки будут завидовать, весь двор! А жить Витька согласен у них, если Нинина мама не будет его ругать за двойки и раздавать подзатыльники, как Раиса. Нина подумала и согласилась.

В 1966 году Витьке исполнилось семь лет, он стал первоклассником и страшно гордился и важничал. Нина испытывала горькую зависть: ей в школу только через два года, и два года она будет маленькой, а Витька большим. От обиды девочка расплакалась, и тогда Витька поступил как настоящий мужчина: о тайне было объявлено всей квартире. «Молодым» устроили помолвку, на которой жених с невестой объелись конфетами и обпились сладкой газировкой. Нина надела новое платье и нацепила на голову кисейное покрывало, находчиво снятое с подушки (с разрешения бабушки). Витька красовался в отцовской широкополой шляпе с высокой тульей. Разряженные в пух и прах, они степенно ходили по коридору и принимали поздравления.

«Через десять лет вырасту и женюсь на тебе по-настоящему» – пообещал Витька. С того дня прошло двадцать лет, а обещание так и осталось обещанием. Циничный смысл поговорки «обещать – не значит жениться» к ним с Витькой не имел отношения, просто так вышло, и никто не виноват.

* * *

Из воспоминаний её выдернул голос Витькиной матери.

– А ты чего смурная сидишь? И рюмка полная у тебя. Нет, Ниночка, так не годится. Пей давай, а то нальём штрафную! – шутя прикрикнула на неё тётя Рая, и Нина заставила себя растянуть губы в улыбке: всем весело, всем хочется поскорее уехать, распрощаться навсегда со старой жизнью.

Губы молча сопротивлялись, не хотели улыбаться и стали словно резиновыми. Нина их понимала, ей тоже отчаянно не хотелось прощаться – с детством, которое навсегда останется здесь, в бабушкиной комнате, и с мечтами о счастье, которые не возьмешь с собой в другую жизнь. Они останутся здесь, в старом доме, и вместе с ним обратятся в пыль. Впрочем, детство давно кончилось, а счастье к ней так и не пришло, так о чём жалеть?

А ночью к ней пришла бабушка, ласково коснулась волос: «Что ж поделаешь, мне тоже жалко наш дом… Сломают, некуда мне будет приходить. А ты меня не забывай, вспоминай. И нашу комнату, и как мы тут жили. Помни, Нани, когда люди умирают, или просто уходят от нас, это уже навсегда. Вот и мама от тебя ушла, и Витька… Он не вернётся, не жди.

«Я не хочу навсегда! – крикнула Нина… и проснулась. Она никуда не уедет. Останется здесь – с рыжими обоями, золотыми от солнечных лучей. С Витькой, который к ней не вернётся. С бабушкой Машико, которая приходит ночью из лунного света и гладит по волосам.

* * *

В их с Витькой дружбе Нина всегда была вторым пилотом, а первым был, разумеется, Витька. Неоспоримое преимущество – комната с балконом – поднимало его в Нининых глазах на недосягаемую высоту: из всех жильцов квартиры балкон был только у Барониных. Нередко в самый разгар игры тётя Рая звала сына домой (ужинать, делать уроки, как вариант: «Ты там уже надоел, сколько можно играть?») Витька с сожалением уходил, бросив на ходу «Не убирай ничего, я поем и приду».