Наталья Гнедова - Скелеты из разных шкафов. Реалити истории

Это неожиданное расставание стало для меня нескрываемой радостью настолько, что мы с дочкой устроили себе маленький праздник: купили подарочки и полакомились вкусняшками. Эшелон не отправляли несколько дней, и заботливые жёнушки осаждали вояк пирожками с пылу с жару, прощальными слезливыми напутствиями, а я кривилась от мысли, что дверь сейчас откроется, и на пороге появится наш герой под шафе.

В один из вечеров Невенечка всё-таки появился, и чтобы перезагрузиться, снова устроила себе и дочке вечер приятностей… Боже мой, какой становишься глухосердечной и даже циничной, устав от роли созависимой. А ведь сначала были и призывы к разуму, помощи родных, и слёзы бессилия, и обращения к докторам. Но Невенечка оставался на своей волне…

Этот год, подаренный мне войной, позволил не просто отдохнуть, но и подготовиться к сжиганию мостов…

Раньше спасительным островком были краткие поездки в родной город, где в приятной компании могла побаловать себя и дочку небольшими покупками, походами в театр и кафешки или просто прогулками, когда доставляет удовольствие просто затеряться в незнакомой толпе. Теперь же в моём распоряжении был целый год свободы и покоя: можно собраться с мыслями, взвесить все за и против и, что немаловажно для загнанной постоянным безденежьем женщины, наконец, получить необходимые средства для реализации далекоидущих планов.

Война подарила семьям вояк неожиданные «боевые» – сумма около тысячи долларов в месяц по тем временам просто фантастическая. От этих свалившихся вдруг денег у некоторых бабёнок военного городка просто сорвало крышу: покупки тряпичного и мебельного барахла, автомобильного хлама всех мастей и щедрые вечеринки в компании малознакомых людей- гуляй рванина!

Моя цель была иная: подготовить место для отступления, каждая копейка складывалась для покупки хотя бы небольшой квартирки в родном городе.

И мне хотелось, чтобы эта пауза в отношениях стала бесконечной! Мои письма в ответ геройствующему Невенечке были редкими и казёнными, и в каждой строчке звучала готовность всё изменить. В это время ушли из жизни один за другим мои родители, и я стала ещё решительнее- больше огорчать своими неудачами стало некого…

Помню день приезда героя в отпуск: я «работала» до позднего вечера, придумывая неотложные дела, пока завуч, знавшая о возвращении Невенечки, просто меня не выгнала… Весь путь домой меня передёргивало от неприятия неизбежности встречи, а в голове гвоздём сидела одна страшная мысль: «Лучше бы ты там остался навечно-один раз поплакала, и свобода»…

Этот год войны стал временем поразмышлять и переоценить настоящее в семье и для Невенечки. И появление дома участника боевых действий сначала действительно принесло долгожданный супружеский мир. Но не надолго… Улетучились постепенно и обещания иной жизни, и не сдержали страсти алкоголика карьерный рост и искренняя забота о взрослеющей дочери… Мои испытания созависимой продолжались.

Точкой отсчета для моей жёниной мести стало брошенное в лицо Невенечки обручальное кольцо, когда тот своё толи потерял, валяясь по канавам, толи пропил. Но с того вечера, получив в ответ промычавшее тупо «в смысле?», больше себя супружеской верностью не обременяла.

Сначала это была имитация загулов, которые Невенечка старательно не замечал, даже придумывал варианты моего ночного отсутствия для всё уже понимающей дочки.

«Ну раз тебе и здесь все равно, – ёщё больше раздражаясь, думала я.-Будь, что будет, ты же не про-о-о-тив!» И каждое моё приключение на стороне случалось не столько из обычного недостатка мужниного внимания, сколько из ласкающей израненное самолюбие мести.

Невольные соучастники моей женской мести отличались разными достоинствами: кто-то был неутомим и изобретательным, кто-то имел интеллект и перспективы, кто-то вообще был согласен на всё, только бы быть рядом. Но у всех них, развлекающих, а главное, отвлекающих меня от убогости семейного существования, был один главный недостаток: они так и оставались чужими, мне не хотелось ни с одним из них что-то создавать. И я под увеличительным стеклом копалась в сомнениях: кто-то слишком стар, кто-то непозволительно для меня молод, а кто-то настолько любвиобильный, что невольно задумаешься об испоганенной судьбе девочек-падчериц. А может быть, в этой череде не случилось просто Моего-видимо, такая судьба определена кем-то свыше.

Ну а Невенечка, никогда не бывавший ревнивцем, готов не замечать мою личную жизнь, лишь бы ничего не менялось.

Мои издевательства над всё более деградирующим Невенечкой иногда принимали форму театральности, которые не только тешили моё уязвлённое самолюбие, но и, как ни цинично звучит, даже уже развлекали… Один из таких лечебных спектаклей особенно удался.

Невенечка, несмотря на запои, зарплату старался всё-таки до дому принести. В тот вечер наш герой решил по пути домой заглянуть на огонёк ничем не обременённого собутыльника. Вечер для обоих удался, тем более жена хозяина не только с привычным удовольствием составила компанию, но и наметала на стол.

Приволокся Венечка, едва тёплый, благо идти было лишь от соседнего подъезда, и, стянув с себя верхнюю одежду, рухнул, не дойдя до спальни.

Повод для спектакля был подан, и я приступила к подготовке декораций и продумыванию мизансцен…

Утро началось с невинного вопроса: получена ли зарплата – в семье постсовковых бюджетников каждый день имеет значение. Совестливый по природе Невенечка засуетился, стал торопливо проверять карманы по нескольку раз, вслух повторяя вчерашний маршрут движения. Я молча наблюдала за первым актом реалити-шоу и в подходящий момент произнесла витающую отчасти видимо и голове Невенечки мысль: « Что? Потерял, а может быть…. обокрали!?»

Невенечка залепетал что-оправдательно невнятное и помчался к событыльнику. Когда они уже вдвоём появились на пороге, ко второму акту спектакля я подготовилась: глаза на мокром месте, ребёнок, во избежание лишних переживаний, предупреждён и сцена «ка-а-к теперь прожить» развернулась со всей страстью.

Собутыльник оправдывался по —особенному яростно: не пониминаю, как так получилось, ведь мы никуда, прямяком к нам, а мы, да ни в жисть…

Я слушала молча, и от жалости к себе слезы натурально плыли по щеке, дочка, включившая в спектакль, дергала меня за рукав и жалостливо спрашивала: «Мама, а как же мы теперь совсем без денюшек?…»