Геннадий Локтев - Времена и пространства

Доктор присаживается рядом со мной.

– Здравствуй, герой! Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Ну, так уж и нормально? Слышал, опять гость к тебе приходил?

– Приходил.

– Печально. Я считал, что дела наши стали выправляться. Давно его не было. И что он тебя достает? Пора бы и честь знать!

– Ну, почему достает? Он же мой дедушка.

– Ну-ну, не буду спорить. Простой вопрос тебе, сколько же ему ныне лет?

Не дожидаясь моего ответа, доктор поднимается, чего-то негромко говорит медсестре, та делает пометки в своей тетради, врач идет дальше.

Вот это вопрос! А я и не знаю, сколько ему сейчас лет. Восемьдесят? Девяносто? Да хотя бы и сто! На что он намекает? Дедушка жив. Я чувствую его материальность. Она в его фразах, она в его усах, она в его ладони.

Сергей Владимирович, по привычке, после меня хотел присесть к кровати Забавника, но та постель уже пуста, пустует она почти неделю. Доктор проходит к следующему больному.

В субботу с Забавником случилось что-то страшное. Около него, лежащего на полу, сначала покрутились медсестра, потом пришел дежурный врач, после чего Забавника санитары перенесли из нашей палаты куда-то в другое место. А куда его можно от нас перенести? Мне санитарка тетя Вера не ответила, где теперь наш сосед, лишь грустно улыбнулась, провела ладошкой по моим волосам.

– Лежи. Не думай ни о чем. Поправляйся! У каждого своя дорога! Конец этой дороги у всех один.

Понятно.

Жаль Забавника. Хотя он сильно досаждал иногда. Все равно жалко.

Он появился здесь позже всех соседей по нашей палате и почти раньше всех нас покинул ее. Тощим он был до невозможности. Казалось, на его голый скелет взяли и просто набросили кожу. Не натянули, а небрежно накинули. Кожа была слишком велика для этого скелета поэтому где только могла, она свисала складками. И под подбородком, и на щеках, и на оголенных тонких костях рук.

Забавник совершил преступление. Он несколько лет назад выстрелил из охотничьего ружья в свою жену, застав ту с посторонним мужчиной. Хреновым он был стрелком, попал в незадачливого любовника. Мужчина отделался тяжелым ранением, но выжил. Забавника же, конечно, посадили.

Он не выдержал и двух лет своего наказания. Серьезно чем-то заболел. Его перевели из мест заключения в спецбольницу, а потом и к нам.

Забавник мало двигался, редко перемещался, ел мало. И его тень не была бы помехой остальным обитателям этой палаты, если бы не каждодневные вечерние разборки его с самим собой. Голос Забавника был визглив и очень неприятен. Он заводился часам к восьми вечера, в течение примерно часа читал сам себе нравоучения и тут же сам с собою спорил.

Он никогда не опускался до разговора с нами, по-видимому, общение с самим собою ему доставляло куда большее удовольствие.

Если на дежурстве была медсестра Светлана Николаевна, то рассуждения и нравоучения нашего соседа прекращались достаточно быстро. У той, наверное, шприцов с волшебным эликсиром было в запасе больше, чем у остальных медсестер. Другие же медицинские работники даже не приходили к нам при беседах Забавника с собственной персоной. В течение часа, а то и двух, нам приходилось слушать его визгливые проповеди, и его же комментарии к ним.

Отбой был в десять часов. Тот, кто не мог выдержать, покидал на это время палату. Успокоить своими силами оратора было невозможно. Попытались как-то однажды. Но вместо часа получился диамонолог на всю ночь.

Я иногда уходил к телевизору, что был подвешен к потолку в зарешеченном ящике в конце коридора, иногда не было сил уйти. Оставаясь здесь, я с нетерпением ожидал от говорившего смертельных угроз в сторону неведомого мне Шута, после чего агрессивность Забавника улетучивалась, а за ней и словоохотливость шла к минимуму, выговорившись, наш лектор-оратор замолкал и засыпал.

Несмотря ни на что, мне было его жаль. Он еле ходил, опираясь рукой о стену. Для того, чтобы подняться с кровати, он прилагал неимоверные усилия. Но никогда не обращался за помощью ни к нам, ни к медработникам. При путешествиях по палате и коридору он иногда падал, но в ответ на предложенную помощь подняться рычал и отмахивался. По сантиметру возносил свое тело по стенке вверх и продолжал движение дальше.

В тот день он снова упал, упал рядом со своей кроватью. Долго не поднимался. После медсестры и дежурного врача пришли санитары, подняли его, уложили на носилки, унесли.

А вечером ко мне снова пожаловал дедушка в гости. Я слушал его, но не слышал, я смотрел, как небрежно нянечка вытирает зловещее пятно на полу у кровати Забавника. Мне оно напоминало другое пятно. Меня начало сильно знобить, и я, не попрощавшись в этот раз с дедом, улетел куда-то.

Придя в себя, я увидел пустую кровать напротив, заправленную и чистую. Она готова была принять нового пациента.

Лишь неважно замытое пятно на полу ныне напоминало о бывшем нашем соседе. Чем теперь себя занимать этот час вечером?

Записки из… Игрок.

Игрок.

Игрок плакал.

Немного неприятно было смотреть на физически, по виду, сильного мужчину, безвольно льющего слезы, неумело растирая их по щекам, пуская при этом еще и пузыри.

Игрок поселился у нас позже меня. Он занял место, освободившееся после Доброго Волшебника Гудвина. Так себя величал пятидесятилетний, с постоянной улыбкой на лице, крепкий мужичок, занимавший раньше кровать, которая теперь досталось Игроку. Волшебником он не был. Скорей неплохим фокусником-самоучкой. Фокусы он мог показывать с чем угодно. С тряпочкой, с ниткой, с кусочком бумаги, просто с пустыми руками. Артистичен, хотя всю жизнь проработал бригадиром строителей-сантехников.

Гудвин попал сюда после очередного долгого, беспробудного запоя и со дня на день ожидал выписки. Но ждать ему уже при мне пришлось почти полгода.

Наконец настал для него счастливый день, Гудвину дали добро на выписку.

Я помню, как Гудвин весь день сидел у окна, ожидая кого-нибудь из своих близких, кто приедет за ним. Впервые, за все время его пребывания здесь, к вечеру его улыбка до ушей куда-то убежала, фокусника тяжело было узнать. Никто в тот день за ним не приехал. Но на второй день Гудвина все же забрали. Он долго прощался, дождался своего приемника на кровать, напутствовал того.

– Эта кровать счастливая! С нее все отправляются домой быстро.

Крепыш с несчастными глазами и большим пакетом в руках прошел на свое место и в одежде завалился на выделенную ему кровать.

Окрестил его Игроком доктор на следующее утро, во время обхода.

Имея за собой солидную торговую фирму, располагая неплохим запасом денежных средств, Игрок за неделю спустил в казино все. В том числе проиграл свой большой загородный дом. В течение недели он выходил из игрового зала лишь затем, чтобы пополнить карманы наличными.