Даша Берег - Happyend

Дочка… Три года прошло, у нее все по кругу, даже цифры на весах остались прежними, а вот Олег вышел на прямую.

Натка разглядывала экран телефона, пока в глазах не зарябило от цветных иконок.

– Знаешь, – сказала она иконкам, – мне приснился сон про мир, в котором не было кофе. А потом я поняла, что он про мир, в котором не было тебя. Нас. Ты помнишь, почему нас не стало?..

За окном не падал снег, потому что было лето. Натка включила чайник и начала собираться на работу.

Он шёл по коридору, и с каждым шагом его имя теряло буквы, а сам он – года, и вот уже маленький Шу стоит перед дверью в жёлтых сандаликах.

Алекс прилетел за полночь. Вышел из такси на автобусной остановке и пешком пошёл до родительского дома. Его встречала окраина провинциального города – приземистые блочные дома, покосившиеся лавочки, окурки и развешенное бельё во дворах, но Алекс видел другое. Ветвистые тополя, пух от которых устилал дороги белой простыней. Розовые мальвы в огородах возле пятиэтажек. Старая голубятня. Скрипучие качели, на которых, разогнавшись, можно было долететь до солнца. Алекс любил этот город, но все в нём причиняло ему боль.

Открывшая дверь Аня в тусклом свете казалась старухой. У них с Алексом пять лет разницы. У Ани трое детей, а в прошлом году, в свои сорок, она стала бабушкой. Её жизнь никогда не была простой – ранний брак по залету, тюремный срок первого мужа, игромания второго, болезни родителей. Выживание от получки до получки, бег на месте, и так каждый день, из года в год. Мир за пределами родного города Аня видела только по телевизору, и за собственными бытовыми проблемами ей было на него плевать. Она провела Алекса на кухню, налила чая, и с равнодушным лицом стала задавать дежурные вопросы. Вряд ли её за это можно было винить.

У родителей их было четверо. Вова и Ира, близнецы, Аня, на десять лет младше, и Саша, поздний, заласканный сын. Отец с матерью много работали, но дети были сыты, одеты и счастливы. Должны были быть. Что-то пошло не так, начиная со старших, и семья начала расслаиваться, как перестоявшее молоко.

Саша был отцовским любимчиком. Домочадцы звали его маленьким Шу, но для строгого, консервативного отца он всегда был Сашей. Только для младшего отец изображал лошадку после тяжёлой смены, только Сашу брал с собой на рыбалку, и они вместе готовили нехитрый ужин и искали на небе созвездия из школьного атласа. На Сашу возлагались большие надежды, собственно, как и на всех остальных, но именно его падение все эти надежды перечеркнуло. Словно это он, маленький Шу, подписал семье приговор. Словно это он всё испортил.

Пакетики давно перестали отдавать цвет, а Аня всё подливала и подливала кипяток в кружки. Оба хотели спать, но продолжали вялый диалог. Чтобы не клевать носом, Алекс вспоминал, когда был в этом доме в последний раз. Десять лет назад, на похоронах матери, вот когда.

Ему было двадцать пять, жизнь только пошла в гору. Позвонила Аня, с помощью которой с ним поддерживалась связь, сообщила о дате похорон, и намекнула, что его не ждут. Он, конечно, приехал. Иры тогда уже не было в живых, а Вова мотал третий срок, но именно Саше отец сказал:

– Ты разбил матери сердце.

Отец сказал:

– Убирайся.

Отец сказал:

– Ты мне не сын.

Свой изъян – тогда Алекс не мог подобрать другого слова – он почувствовал рано. Сначала это казалось наваждением, но год от года изъян только креп, набирался сил, просился на волю. Лежа без сна в своей комнате, Шу, а потом Саша, мучился вопросом: «Почему я такой?». Он пытался гасить в себе самого себя – методично, основательно, но огня в руках не утаишь.

А сейчас в этой комнате, вобравшей в себе всю горечь его взросления, умирал отец.

Алексу тридцать пять. У него хорошая работа, просторная квартира рядом с метро. Три раза в неделю он ходит в спортзал, пару раз в год ездит в отпуск. Алекс любит осеннюю Европу. Но, самый благополучных из четверых, именно он оказался неугодным.

Аня звала его год, полгода назад.

– Он тебя ждет, – говорила она, и как бы Алекс не старался унять дрожь, телефон всё равно выскакивал у него из рук

– Ему осталось не больше недели, – сказала она в последний раз, и, помолчав, добавила:

– Мама его боялась, мы ведь все его боялись… Она простила тебя перед смертью.

Ночь подходила к концу. В одной из комнат проснулся Анин внук и его плач лезвием разрезал тишину, осевшую в доме. Разговор давно исчерпал себя, но Аня всё продолжала сидеть за столом, и тени под её глазами казались черными колодцами. Алекс знал, про что она хочет, но всё не решается заговорить – про то, что будет после. Про квартиру.

У Ани большая семья. Но он, Алекс, вроде как тоже имеет на неё право?.. Он давно подумывал об ипотеке, и сумма, равная его доле, могла бы стать пусть скромным, но стартом… Аня иногда звонила, просила денег, и он всегда старался помочь.

– У меня не такая большая зарплата, – мягко ответил он, когда в последнюю свою просьбу Аня перегнула палку, на что она ляпнула:

– Я думала, все геи хорошо зарабатывают.

Потом она извинилась, и больше денег не просила.

Аня постелила ему в зале. За окном светало. Он долго смотрел на бельё в цветочек, но спать так и не лёг. Алекс пошел к отцу.

Он шёл по коридору, и с каждым шагом его имя теряло буквы, а сам он – года, и вот уже маленький Шу стоит перед дверью в жёлтых сандаликах. За дверью – отец. За дверью – прошлое. Обиды, боль. Одиночество.

Семья.

Отец ещё спал. Одного взгляда хватило, чтобы понять – он уходил. Александр, Алекс, Саша, Шура, Шу – чёрт его знает, кто, опустился на пол рядом его кроватью и закрыл глаза.

«Как ты мог!» – хотелось кричать ему, но он только сильней сжимал губы. – «Как ты мог от меня отказаться, лишить дома, семьи! Ты не бросил Вовчика – ни когда он баловался травкой, ни когда сел за распространение, а потом за воровство и убийство по пьяни. Ты до последнего боролся за Ирку, и даже когда из-за наркоты она перестала быть человеком, ты от неё не отказался. Ты не отказался от Ани, по глупости загубившей свою жизнь. Нет, ты отказался от меня, одним днём, одним часом, и только потому, что мои сексуальные предпочтения отличались от одобренных тобой! Ты говорил, тебе стыдно перед людьми. Почему именно из-за меня?»

Жёлтые сандалики, звездное небо. Алексу хотелось похвастаться перед отцом своими успехами, хотелось рассказать, как больно было уезжать из родного города и как страшно и тяжело жить в чужом, но он молчал.

– Са-ша… – прошелестел отец и протянул к нему руку. В утреннем свете она казалась прозрачной.

Спустя много сеансов психотерапии, а, главное, много лет жизни в большом городе, Алекс перестал ощущать свой изъян, как изъян. Он принял себя, и теперь хотел прощения и такого же принятия – от отца.