Александр Гофштейн - Опыты литературной инженерии. Книга 1

– Там еще была початая бутылка рябины на коньяке, – проинформировал я коллектив, который внимательно слушал Атабиева. – Выпили ее звери, что ли?

– Бутылки я не заметил, – начал оправдываться Борис. Потом засмеялся, достал «рябину» из кармана пуховки. – Не удалось-таки от вас утаить! Что ж, приглашайте девушку-спортсменку, комсомолку и красавицу! Разольем на всех поровну, чтоб нам серые волки никогда не приснились!

Посмотрела хозяйка в оконце и ахнула:

– Опять принесло пьяного кума на мою голову! Деньги будет клянчить, не иначе. Этому охломону неведомо, откуда деньги берутся! Вкалывать надо, вкалывать, а не в сторожах спать по двадцать часов в сутки!

– Здравствуйте, уважаемая Татьяна Николавна!

– Здравствуй, кум-непоседа! По делу зашел, или как?

– Или как, кума. У Семена Дербенева сегодня девку выдают. Народ гулять будет. Пойдете?

– Так ведь не звали!

– Вот я и зову. Семен велел.

– А чё раньше не позвали? Небось, уже и расписались? И столы уже накрыли?

– Ты чего это, кума, шерстишься? У них дело негромкое. Ребеночку уже, поди, три месяца. Соображаешь? А с твоим языком на людях сраму не оберешься!

– Чем же тебе мой язык не нравится, Коленька?

– Да всем он нравится. И мне тоже. Ты его у себя в буфете, как опасную бритву, навострила!

– С вами, мужиками, не навостришь, так каждые девять месяцев рожать будешь! Ты рожать-то пробовал, Коля?

– А чего тут пробовать? Не хитрое дело. Вон сколько народу на всей земле расплодилось, и всё одинаковым способом!

– Ух, ты, роженищик мой ненаглядный! Тебя ведь во всем районе знают как бессовестного шалапута! Что, забыл, как и ко мне подкатывался?

– Татьяна Николавна, да я и не отказываюсь! Народную мудрость помнишь: «Что за кума, что под кумом не была»?

– Пошел подалее, Коленька! А то я невзначай ведерко холодной воды тебе за шиворот опрокину!

– Ладно тебе, кума! Я не ссориться пришел. Семен попросил пригласить. Вот я и пригласил. А придешь или не придешь – твое дело. Семен все-таки тебе тоже кумом приходится!

Кум Коля потолкал перед собой велосипед, разогнал его до нужной скорости, оседлал и криво покатил по деревенской улице, поскрипывая несмазанной кареткой.

Хозяйка, проводив непутевого кума сомневающимся взглядом, засуетилась: начала выкладывать на кровать необходимую амуницию, предполагая предстать на свадьбе при полном параде.

Закончив сборы, Татьяна Николаевна осторожно оглянулась, хотя и была дома одна. Подошла к шифоньеру с натянутой поперек дверцы шкафа тесемочкой, на которой красовались пояски и газовые косыночки, и сняла хитро запрятанный мешочек. Покопавшись в мешочке, достала оттуда одну тысячную бумажку, вздохнула, достала еще одну зелененькую – на подарок молодым, и аккуратно повесила мешочек на место, расправив за ним пояски и косыночки, чтоб от мешочка и следа не осталось.

Громкое-негромкое дело, но на приусадебном участке Дербеневых столы были накрыты дорожкой и ломились от угощения. К приходу Татьяны Николаевны большинство гостей уже собрались. Не дожидаясь официального открытия торжества, гости потихоньку разливали по уголкам. Закусывали со стола, держа ладошку ковшиком под вилкой, чтоб не рассыпать наколотое.

Из дома вышли молодые, за ними появился Дербенев с какой-то бумагой. Гости столпились перед крыльцом. Кум Дербенев, к удивлению Татьяны Николаевны, был почти трезвым и, несмотря на это, веселым. Он торжественно прочел текст по бумажке, из которой следовало, что Кирилл и Анна отныне и навеки считаются мужем и женой, Анна берет фамилию Кирилла, а трехмесячная дочка Оленька, по батюшке – Кирилловна, тоже принимает фамилию папы. И теперь она, Оленька, не безотцовщина, не полусирота, а гражданка России со всеми вытекающими отсюда правами. Ура, то-ва-ри-щи!

Гости прокричали троекратно, как с незапамятных времен принято на Руси, и бросились по местам, якобы обессилев от крика и потеряв способность стоять на своих двоих.

Ох, что тут началось! Крик, смех, толкотня. Тосты сыпались один за другим. Не забывали прокричать и «горько»! Анечка выскочила из-за стола, увернувшись от очередных объятий Кирилла, и птицей полетела кормить Оленьку грудью. Кирилл, которого после трех месяцев отчаянного сопротивления наконец-то сломили, видимо, смирился с судьбой. Воспользовавшись отсутствием благоверной, он начал сильно коситься на соседку справа и строго следить, чтобы ее рюмка не пустовала.

Кум Николай еще до того налакался какой-то ерунды, потому что уже после пятого тоста свалился со стула. Потом он восстал из-под стола, принял позу Александра Сергеевича Пушкина на выпускном балу в Царском Селе и, обращаясь ко всем сразу, прокричал, что только любовь движет миром!

Кто-то с кем-то уже выплясывал перед крыльцом помесь ламбады с украинским гопаком, пока магнитофон нечаянно не столкнули с подоконника внутрь помещения.

Соседка Дербенева, патлатая Наташка, хохотала, как будто ей щекотали пятки. Она, вроде бы невзначай, уронила себе за корсаж маслинку и вся извертелась, пока сосед уже по столу – Ушаков, из милиции – языком добывал ее оттуда.

Два брата-близнеца с хлебозавода – Иван и Петр, налегали на винегрет и в перерывах играли на гитарах. Причем Петр с переборами.

Ближняя часть стола организовала пение неприличных частушек, а дальняя, пригорюнившись, что-то вопила о горькой рябине.

Баба Кира пила только свой персональный самогон. Она отрицала пользу спиртного фабричной выделки. К ней тянулись со всех сторон с рюмками и стаканами, хотя Дербенев расщедрился и купил водку московского завода «Кристалл». Баба Кира принесла целую хозяйственную сумку с бутылками в качестве своего вклада в мероприятие, избежав участи остальных – одаривать молодых.

Одаривали молодых по старинной традиции. На столе отдельно стоял эмалированный тазик, куда бросали купюры разного достоинства. Те, кто сидел поодаль, передавали деньги, как за билет в трамвае. С самого дальнего угла стола, из-под яблони, приковылял культурист Филя. Филя повредил какую-то важную мышцу на бедре и временно выпал из бодибилдинга. Кроме него этим делом занималась еще парочка парней, которые подошли к тазику вместе с Филей и добросовестно вытряхнули наличность из карманов неохватных малиновых пиджаков. Все качки принадлежали к коллективу, в котором трудился новобрачный. То есть к охране автостоянки.

Автостоянка появилась в поселке совсем недавно, на заброшенном пустыре. Из-за близости города в поселке появилось много дачников. А к дачникам потянулись приглашенные горожане. И все на своих машинах. После того, как прямо с улиц угнали две-три легковушки, качки обнесли пустырь ржавой колючей проволокой, которую смотали с изгороди бездействующего радиозавода, бурьян скосили и соорудили дощатую будку. Интеллигент Игнатий нарисовал вывеску: «Платная автостоянка. ОАО „Вернисаж“». Именно так, с двумя кавычками на конце. Машины приезжих стали заезжать на охраняемую территорию, и угоны прекратились.