Александр Уваров - Дети сакморов

Но офисные боги сегодня были немилостивы.

Илья Григорьевич веселел прямо на глазах и обычно бледные щёки его налились уж багровым, горячим соком, и как будто даже увеличились в размерах, словно распухли.

И, заслушивая доклад старшего юрисконсульта, Бенедикта Балунского, засвистел Илья Григорьевич, весьма искусно выводя мотив популярной песенки, и в такт затопал ногой.

«Всё, конец мне» подумал умница Балунский.

И оказался прав.

Оборвав неожиданно свист, спросил Савойский ласково:

– Так, стало быть, Беня, прокуратура по шести сделкам проверку провела? По всем шести?

Балунский обречённо кивнул в ответ.

– И все шесть, стало быть, признаны несоответствующими… этому… как его… закону?

– Да, – шепнул Бенедикт.

Савойский хихикнул и погрозил юрисконсульту пальцем.

– Ай, Беня, огорчаешь! Семьдесят миллионов по этим сделкам зависло. Семьдесят ведь?

Бенедикт, спешно перелистав блокнот, уточнил:

– Семьдесят миллионов пятьсот сорок шесть тысяч рублей двадцать семь копеек.

– Вот точность какая! – восхитился Савойский. – Не только семьдесят миллионов с хвостом нам прокурорские заморозили, а ещё и двадцать семь копеек. Всё посчитал, Беня? Ничего не забыл?

– Такова общая сумма сделок, – подтвердил Балунский. – С учётом того, что по двум сделкам от наших клиентов по перепродаже уже поступила предоплата…

– С учётом этого, Беня, – прервал его Савойский, – ты…

Он резко подался вперёд, животом навалившись на стол.

С кривящейся, неровной, будто пьяным маляром и неровной кистью нарисованной улыбкой, похож был теперь Савойский не на разбойничьего атамана, а на жестокого паяца, прибежавшего в офис прямиком из ярмарочного балагана с чучелами уродцев и рыбо-зверей в запылённых стеклянных банках.

Кривая ухмылка эта окончательно добила Балунского.

Он сложил ладони у груди и замотал головой из стороны в сторону, словно отслеживания быстрые движения невидимого маятника.

– …ты гадёныш…

Движения маятника ускорились, набрав лихорадочный, суматошный темп.

– …и скот, скот мясной! Безмозглый!

Маятник остановился.

– Я исправлю, – прошептал Балунский.

Топ-менеджеры дружно опустили глаза.

– Три дня, и я исправлю!

Савойский, оттолкнувшись руками от края стола, шага на три откатился, колёсиками кресла смяв ковёр.

Развернул кресло к Балунскому и поманил того ласково полусогнутым пальцем.

– Сядь-ка мне на колени, Беня!

Побледневший Бенедикт промычал что-то неразборчиво в ответ.

– Не слышу! – крикнул Илья Григорьевич. – Что ты мямлишь? Возражаешь?!

И Савойский топнул ногой.

– Возражать смеешь, скотина?! Мне?! Директору возражать!

Савойский вытянул руку, искривлёнными пальцами хватая воздух.

– Иди! Сюда! Немедленно! На колени!

Бенедикт медленно, словно двигаясь по топкой трясине, прошёл по кабинету, обходя длинный стол, подошёл к начальнику и замер.

– Сюда! – и Савойский хлопнул себя по колену.

Бенедикт согнул ноги в коленях и осторожно присел на колени директору.

– Устраивайся поудобней, – сказал ему Савойский.

И улыбнулся.

– Нравится?

Бенедикт кивнул и кончиками пальцев провёл по лбу, стирая пот.

– Это… я это…

– Молчи, – добродушным тоном произнёс Савойский. – Не отвлекайся. Нам тут процедура одна предстоит. Стандартная.

Заслышав слово «стандартная», Бенедикт застонал слабо и закрыл глаза.

– Приятного аппетита! – пискнула Римма Алексеевна.

Савойский, обхватив юрисконсульта, прижал его плотнее к себе и, вытянув шею, клацнул зубами, выдирая кусок мяса у Балунского из щеки.

Бенедикт дико завизжал, пытаясь вырваться из объятий директора, но это было совершенно невозможно. Хватка Савойского была железной.

Савойский сочно чавкнул, пережёвывая мясной кусок, и прикрикнул на извивающегося юрисконсульта:

– Сиди! Сиди спокойно, зараза!

В течение десяти минут он медленно и со вкусом обгрызал Бенедикту лицо, время от времени уворачиваясь от брызг и струек крови.

Заглатывая человечину, он блаженно жмурился и время от времени издавал глухой, сдержанный рык.

Когда же лицо Балунского превратилось в кровавую маску с белым, жутким оскалом, выгрызенным носом и выпученными, залитыми алым глазами – сыто рыгнул Савойский и, послушав напоследок истошный крик подчинённого, вцепился тому в шею.

Из перекушенной артерии кровища брызнула фонтаном, заливая и пол, и ковёр, и стол, и бумаги на столе, и спины вконец оробевших топ-менеджеров.

А отмучившийся юрисконсульт со стона перешёл на хрип, а потом пару раз всхлипнул и, окончательно затихнув, обмяк.

Савойский, разжав хватку, движением колена сбросил безжизненное тело на пол.

Вытер подбородок и, отряхнув побуревшую от крови рубашку, сказал:

– Передайте Пронягину, что старший теперь он. Вместо…

Тронул ногой труп.

– …Упокой его…

Илья Григорьевич хихикнул и погрозил пальцем потолку.

– Упокой, непременно упокой! Чтобы за щеками своими не вернулся!

Топ-менеджеры дружно закивали в ответ.

– На сегодня – всё! – заявил Савойский. – Совещание окончено.

Под тихий шелест бумаг, издавая еле слышные вздохи облегчения, топ-менеджеры покидали кабинет начальника и, едва переступив порог, осеняли себя украдкой крестными знамениями.

«Дурачьё» думал Савойский, провожая их пристальным, хищным взглядом. «Тоже мне, нашли, у кого защиты просить!»

И улыбался сдержанно, одними уголками губ.

После ухода менеджеров прошло минуты три. И по прошествии трёх минут услышал Илья Григорьевич голос секретаря, прозвучавший в динамике интеркома:

– К вам женщина….

Ниночка была явно смущена.

– Та, о ком вы предупреждали.

Савойский немедленно вскочил и, на ходу перепрыгнув через кровавую лужу, подбежал к двери кабинета.

Оказавшись в приёмной, немедленно кинулся он к стоявшей у секретарского стола тихой, скромно одетой женщине…

В которой Любанин, доведись ему вдруг неведомо какими путями и судьбами оказаться в этот момент в этом самом месте, сразу же узнал бы лунную даму, что труп прятала да ворожила над земляным провалом в ночном парке.

По счастью для Любанина, в этом нехорошем месте и в это неурочное время он не оказался (хватило ему и других мест, и иных неподходящих моментов), потому не пришлось даме повторно посылать за ним в погоню своих слуг (из коих, впрочем, во время этого визита сопровождал её только один, да и тот, столбом стоя, дожидался хозяйку в коридоре).

Так что обошлось без погони и ненужного шума.

Савойский, подскочив к даме, нагнулся и, не смея коснуться бледной руки не слишком чистыми губами, поцеловал воздух возле слегка дрогнувшего указательного пальца.