Ирина Михалевская - Сказочный ларец твоей души. Для тех, кто вырос, но верит в чудеса

Шли дни за днями. Скоро вылупятся птенцы, и уже нужно будет вдвоем с супругом ловить им мушек да мошек. Муж ласточки был всё таким же заботливым и любящим, но он соскучился по совместному полету, спрашивал ласточку: «Ну что? Скоро полетим?»

Ласточка хмурилась и глубже закапывалась в гнездышко. Всё в нем было таким привычным, жизнь размеренной. А небо… Небо стало забываться, казалось, что свободный полет уже не для нее. Да и птенцы. Ну кто с птенцами может быть свободным?

И когда появились птенцы, ласточка решительно заявила супругу: «Как я их оставлю? Давай ты будешь и дальше носить еду, а я займусь хозяйством, буду за птенцами присматривать, уют в гнездышке наводить».

Супруг удивился, но ничего не сказал. Вылупились птенцы, и ласточка действительно крепко осела в своем гнезде, передав всю заботу о мушках и мошках супругу.

Он старался изо всех сил. Носил еду и деткам, и жене. Все были сыты и сидели в своем уютном гнездышке.

Малыши подрастали, в гнезде становилось всё теснее. Кушать хотелось всё больше. Но супруг ласточки не жаловался. Просто продолжал делать что может.

Ласточка уже привыкла ужиматься и забыла, что значат полет и свобода. Детки тоже не знали другого: теснились в гнезде, не знакомые с другими ласточками.

Периодически супруг спрашивал: может, полетаем? Но как она могла оставить детей и гнездо. Что тогда случится? Да и как другие ласточки их примут? Они казались всё более чужими, и думать о них было с каждым днем всё тревожнее.

Эта тревога сделала ласточку нервной и суетливой. Она придиралась к мушкам, которых носил муж, стала плаксивой и скучной. Ее раздражали даже дети, хотя она их очень любила. У ласточки было чувство, что она запуталась. Потом она решала, что просто делает недостаточно, и начинала еще тщательней выметать мусор из гнездышка и придумывать новые блюда из мошек. Но это не помогало.

Иногда она пыталась общаться с курами и даже убеждала себя, что ей это всё интересно, терпела их странные замашки, поддерживала скучные разговоры, но раздражение и тревожность никак не проходили.

– Детей пора учить летать, – сказал однажды супруг.

Но ласточка засомневалась: пора ли, не рано ли? Да и зачем, думала она, ведь нам так хорошо в гнезде всем вместе. Оно нас объединяет, делает семьей.

Супруг вздохнул, но ничего не сказал и улетел за мушками.

Шли дни, птенцы росли и потихонечку разносили гнездо. Ласточка всё больше сердилась, уже не только на детей, но и на супруга. А он всё позже по утрам просыпался, всё раньше вечером возвращался домой и всё реже приносил добычу. На возмущения ласточки он говорил, что старается. И что устал. И что делает что может. Но ни разу не сказал ей о ее выборе и о том, что он женился на ласточке, а не на курице.

А потом к ним в курятник залетела молодая ласточка. Она искала со своим любимым место для первого гнездышка. Удивилась и обрадовалась нашей ласточке и ее семейству. Начала увлеченно рассказывать о своих планах: о том, как они с супругом построят гнездышко, как вылупятся птенцы, они их научат летать и будут вместе наслаждаться солнцем, небом и бесконечным полетом.

Ласточка слушала новую знакомую, и слезки катились у нее по щекам. Она все вспомнила! Как она могла… стать курицей? Как супруг это терпел столько времени? Как она терпела?

Ей стало горько и стыдно. Она расправила крылья и рванула в небо. Ей срочно нужно было отыскать любимого и поделиться с ним: вспомнила! Она вспомнила, что в ее жизни самое важное!

Он коснулся ее крыла и рванул к гнезду. Впереди еще так много интересного: научить детей летать, всем вместе отправиться в теплые края – свить там новое, еще более уютное гнездышко, чтобы прожить зиму в тепле и полете, в любви и свободе – так, как им предназначено.

Потрясающе бездонное небо дарило свободу. Полет, полет! Легкое касание крыльев: рядом супруг, дети. Их всех объединяло то, ради чего стоит парить, радоваться и жить.

Только больше никаких курятников!

– Арин, а зачем к тебе женщины приходят?

– У каждой свои причины, – Арина дует на чай, не пьет, а просто смотрит куда-то вдаль.

– А у тебя какие причины, чтобы они приходили?

– Откуда знаешь, что причины имею? – улыбается, подняв бровь, и снова дует и не пьет.

– Ну, не хотела бы, разве нашли бы тропку к тебе.

– Соображаешь, – снова улыбается, дует и не пьет.

Тишина. Сверчки заводят свою вечернюю перебранку, где-то вдали отчаянно орут лягушки.

– Так какие причины, а? – Кнопа настойчивая, вопросов не забывает, хоть и мала еще.

– У них или у меня? – наконец первый глоток сделан, значит, Арина готова к беседе. – Ладно, расскажу сейчас.

Поправив юбку да сняв добротные туфли на деревянных каблуках, Арина вытянула ноги на лавку.

– Понимаешь, Кноп, женщины идут, не зная причин. Они их не видят, не понимают. У них жизнь не складывается. Но это ведь не причина. Это беда уже. С бедой своей идут.

– А у тебя тоже беда?

– У меня? Нет.

– А какая самая большая у них беда?

Арина вздохнула и нахмурилась:

– Недолюбленность. От нее все беды растут. Почувствовали себя недолюбленными когда-то, а сами себя долюбить не могут. Не знают, как. В этом их беда.

– А ты их долюбливаешь?

– Не… Это скользкий путь. Им внутри любовь открыть надо, а не костыли подсовывать. Так беда их никуда не денется, а вот мне хлопот прибавится, – улыбается.

Кнопа потерла носик.

– А когда ты им помогаешь, их беда твоей становится?

– Тоже нет. Их беда с ними, пока они не решат с этой бедой что-то сделать. И потом какое-то время с ними, пока не наладят жизнь по-новому. А со мной мой дар, мои знания и мой опыт. Я им путь показываю, а проходят его они уж сами.

– Ты с ними не идешь, что ли?

– Я рядом. Я проводник. Но я их жизнь не проживаю, у меня своя.

– Так а зачем ты проводником решила быть? Можешь же просто жизнь свою жить.

– Хороший вопрос. Я на своем месте здесь, понимаешь. Когда мы чего-то хотим, это ведет нас вперед. Когда мы что-то можем, это дает нам силу. А когда «хочу» и «могу» совпадают, тогда мы оказываемся на своем месте. И уже не мы куда-то стремимся, а люди к нам тянутся.

– Зачем тянутся?

– Чтобы свое место найти. Но они об этом не знают, им кажется, что они от беды избавиться хотят. На самом же деле все свое место ищут. Потому что там – счастье.

– А где мое место, Арин?

– Не скажу, – улыбается, допивая чай. – Придет время, сама поймешь.

– Просыпайся! – пела весна прямо отовсюду.

– Просыпайся! – накрапывала капель.

– Просыпайся! – трогало нежными лучиками солнышко.

– Просыпайся! – орали во весь голос воробьи в кустах.

И только Миша в берлоге совсем не хотел этого слышать.