Кирилл Рябов - 777

© К. Рябов, 2021

© ИД «Городец», 2021

© П. Лосев, оформление, 2021

Папаша хотел, чтобы я работал забойщиком на местной скотобойне.

– Ты подумай! – говорил он. – Дадут тебе кувалду, фартук, сапоги, пустят навстречу стадо коров, а ты знай лупи их промеж рогов.

Мне это не нравилось. Я любил животных. И совершенно не хотел бить несчастных коров кувалдой по голове.

– Вот закончишь ПТУ, я тебя сразу и пристрою, – обещал папаша. – Платят там немного, зато всегда будет свежее мясо.

Обычно я помалкивал в ответ. Думал: «Вот закончу ПТУ, ноги моей здесь не будет». Но раз не утерпел:

– Отец, – сказал я. – Не хочу я бить коров кувалдой по голове. Я хочу быть певцом.

– Очумел?! – выкатил глаза папаша. – Они же пидорасы все. Заднеприводные все. Их же газом надо травить, газом.

Папаша музыку не слушал. Да и книжек он не читал. А только целые дни напролёт лежал на диване, таращился в телевизор и чесал то брюхо, то яйца. О том, чтобы самому устроиться на работу, он и не думал. «Была бы мама жива…» – частенько думал я к месту и не к месту. В основном не к месту. До сих пор удивляюсь: на что мы тогда жили? Холодильник вечно был пустой. Когда становилось совсем уж невмоготу, я брал папашин рюкзак и ехал к бабушке. У бабушки был огород, и она никогда не отказывалась дать свежих и маринованных овощей. В свободное время я подрабатывал где придётся. То сторожем, то дворником, то грузчиком на кирпичном заводе. Получал копейки, которые тут же куда-то утекали. Окончил ПТУ по специальности автослесаря, но никуда пристроиться так и не смог. Город был маленький, на всю округу имелась лишь одна мастерская. Ну кто меня туда возьмёт?! Время выдалось смутное. В Москве танки лупили кумулятивными снарядами по парламенту. Мой приятель по ПТУ Гена Мохов по прозвищу Махно как раз вписался в рэкетирскую бригаду. Немного подумав, пошёл в бандиты и я. До авторитетного бойца не дорос. Бригада оказалась хилой. Наехали на одного барыгу, у которого оказалась ментовская крыша. Я и глазом моргнуть не успел, как менты устроили моим подельникам кровавую баню. Только и остались – я да мой пэтэушный приятель, который тут же на всякий случай лёг в психушку. Всё, что сохранилось на память о тех временах – оловянный кастет, поддельная золотая цепь да шрам на подбородке, который я получил в драке с конкурентами. Я остался не у дел. Думал, может, правда податься на скотобойню? Буду выпивать перед сменой полбутылки водки, чтобы не видеть грустные коровьи глаза с поволокой, чтобы не снились они мне потом по ночам. Но всё-таки никуда не пошёл. Странное дело, долбануть молотком по голове человека я, наверное, смог бы, а вот корову… Пришлось опять впрягаться в лямку грузчика на местном кирпичном заводе. Мускулы я там себе накачал будь здоров, а вот мечту загубил. Как-то зимой меня сильно продуло. Полтора месяца я провёл на больничном. Что-то случилось с голосовыми связками. Голос стал хриплым. Но новый Высоцкий из меня не получился. Стоило затянуть какую-нибудь песенку, звук выходил такой, будто кричала собака, с которой сдирают шкуру. Мечты стать певцом пришлось закопать. Как бандитского бригадира Костю-Топора, которого менты пристрелили во время задержания.

И вот мне почти сорок. И к чему я пришёл? Женился на продавщице. Работаю поваром в забегаловке под названием «Повелитель гамбургеров». Никто меня не любит – ни жена, ни пасынок. Большую часть копеечной зарплаты отдаю жене, которая берёт деньги с таким видом, будто я принёс ей коробку с мёртвыми котятами. Папаша умер. Бабушка умерла. Дом в деревне сгорел. А участок земли был муниципальным. Единственная радость, которая осталась – запереться в ванной, включить на полную катушку воду и под эту музыку тихонько напевать какую-нибудь песню. Хотя какая в этом радость? Одно только горе. Плач по несбывшимся надеждам.

Правда, пару лет назад у меня случился заскок. В один ресторан требовался певец, исполнять всякую муть, типа той, что гоняют на «Авторадио». Я подумал, что это шанс. Для начала можно было заработать деньжат. А потом глядишь… Моя омертвевшая мечта вдруг на короткое время ожила. Забыв про покалеченные голосовые связки, я поехал на прослушивание. Помню, как перед этим сказал жене Ларе фразу, глупее которой сложно придумать.

– Скоро всё изменится.

– Что изменится-то? – спросила жена, зевая.

Я постарался придать лицу загадочное выражение и промолчал. Правильно сделал. Иначе потом от унижения пришлось бы перерезать себе горло.

Прослушивал меня толстопузый мужик, с жирными волосами, зачёсанными назад.

– Репертуар караоке знаете? – спросил он.

– На зубок, – ответил я.

Он включил проигрыватель. Сначала мне повезло. Заиграл «Владимирский централ». Эту песню я и правда хорошо знал. Но дальше всё пошло наперекосяк. Я не спел и половины первого куплета, как мужик выключил проигрыватель.

– Что это? – сказал он. – Ты что, Луи Армстронга из себя корчишь, что ли?

– Я никого не корчу, – ответил я, продолжая держать микрофон у рта. – Это просто у меня голос такой.

Пару секунд он молчал. Я надеялся, что будет вторая попытка. Но мужик сказал куда-то в сторону:

– Следующий!

Следующего не оказалось. Но меня всё равно прогнали со сцены.

От такой жизни у меня и член толком не стоял. Жена не возбуждала. И, похоже, это чувство было взаимным. Примерно раз в три недели, иногда реже, но никак не чаще, мы забирались под одеяло и торопливо спаривались. Никакого удовольствия. Только стыд и отвращение. Бывало, я включал компьютер пасынка, когда никого не было дома, открывал папку «учёба», затем папку «Big tits» или «Gangbang» и торопливо гонял. Стоило, конечно, задуматься о психике мальчика, у которого в пятнадцать лет имелась коллекция из пятисот порнографических роликов. Но, во-первых, пацан был мне не родным и отношения у нас сложились скорей как у соседей по коммунальной квартире, а во-вторых, мне совсем не хотелось тратить остатки своей пропащей жизни на то, чтобы спасать его душу. Тем более что он называл меня за глаза то «бараном», то «пендосом».

Кроме всего прочего, я практически не сомневался, что у жены есть любовник. Я бы и сам давно завёл кого-нибудь на стороне, да только никто, кроме патрульных ментов, мною не интересовался. Эти гады так и норовили отволочь меня в пикет и опустошить карманы. Видимо, кратковременное бандитское прошлое оставило отпечаток на моём не самом симпатичном лице.

Иногда по ночам я молился, пытаясь одновременно представить, как в этот момент выглядит Бог, слушающий мой нытьё. «Господи, сделай что-нибудь для меня, совсем чуть-чуть, я не прошу много, хотя бы плюнь в меня своей божественной слюной, дай мне шанс, что угодно, я не знаю, что именно, тебе виднее, ты старый и мудрый, ты милостив к падшим, а я упал и никак не поднимусь, это, конечно, не сравнить с умирающими от голода и жажды африканскими детьми, с замученными на скотобойне коровами, которых ты создал вовсе не для того, чтобы мы их убивали кувалдами и электрическим током».