ИДА - Депрессанты

Она очень монотонно всё перечисляет, от неё невозможно отвязаться, это не радио, чтобы перенастроиться, становится трудно дышать, слишком много вокруг разумного этого вороха упрёков, которые оно ставит само себе или кто их ставит? Уже невозможно терпеть, зачем жалеть то, что недостойно жалости, но, подождите, что же, совсем ни капельки? Оно же старалось, выбивалось из сил, чтобы всё это сделать зачем-то, чтобы кто-то сверху или рядом сказал «вот сейчас да, основной квест закончен, есть побочки еще, но это уже как хочешь, так и проходи».

С ума сойти, третья страница заканчивается, а меня как будто нет. Как будто я всё это не пишу, не слышу музыку из плейлиста, хотя знаю какой, и она играет, не вижу листа, хотя смотрю на лист и буквы на нем, которые появляются от ударов пальцами. Черт знает, почему это происходит. Я пыталась вспомнить, как мы с тобой жили, когда еще все было хорошо, когда ходили на пруд и до центра города пешком, как потом болели глаза, как фоткались в лифте по пути в пустую, но воздушную квартиру – там как будто меня не было, а был кто-то хороший, кто тебе подходил. И сейчас нет того, кто тебе подходит. А тот, кто ласкается по утрам и кладет голову на колени, это – э т о, которое пытается безуспешно убежать от женщины, которая орет, но она всё время кричит и нет сил, чтобы бежать её – только слушать каждый день.

Настоящее

Жила-была девочка. Сначала она была маленькая и «ничего», потом превратилась в огромную свино-говяжью тушу (говяжью, потому что с грустными глазами). Однажды она устала. Очень сильно устала и продолжала уставать и всё множить и множить вокруг себя проблемы всем: мужу, родителям, девочкам на работе. А потом заболела. Всем хотелось, чтобы она пришла и все разгребла. А на второй неделе болезни с переходом на третью она лежала на сломанном диване под пенопластовыми квадратиками потолка, в куче пледов, в кошке, в одеяле. В миллионе мягких игрушек, использующихся вместо подушек, в наволочках с дырками на рыхлых подушках, на единственном комплекте постельного белья. Лежала, охала и стонала, орала, хватала мужа за руки и просила «можно мне выйти?», «если самой нельзя, помоги мне выйти!», «мне надо выйти!». Давай я пойду спать в ванную, я чудовище, мне больно. Не спи, мне страшно, давай дышать вместе.

На следующее утро она поняла, что не может разговаривать, и нужно срочно бежать. А остальную половину той страшной ночи она думала над разговором с работодателем, который разорвет на ней цепь и вместе с мясом она останется где-то там, на месте работы.

Девочка искала человека за деньги, который мог бы ей помочь, удалить тревожную и тоскливую жабу у неё в груди и сердце. Раньше попытки не были такими удачными, но теперь человек нашелся. Он понял, он сказал, что девочка «не сумасшедшая», что нужно ей помочь и не тянуть всю тяжесть на себе. Выписал рецептов, надавал таблеток, отпустил домой лечиться. Дома паника трансформировалась в плаксивость и истеричность. Смотря на себя со стороны после очередных слезных возлияний, она иронизировала над собой и ненавидела себя. А потом уставала. А потом опять плакала. И вот вместе с человеком они договорились «упаковаться» в больницу.

У девочки ничего никогда не получалось с первого раза. Она не смогла сделать заграничный паспорт вовремя, не купила нужную машину, не вышла замуж. Теперь при температуре 37,2 её не положили в больницу. Пока девочка дожидалась таблеток, она рассматривала всё вокруг, не понимая, почему все так криво слеплено? Как будто высохшая плохая поделка из пластилина держится на памяти пальцев. Над голубой колонной с полурастительным орнаментом висел сине-красно-желтый геометричный витраж со змеей и кубком, а на нем стрелочные часы с надписью «Роллтон». Наверное, это был какой-то постмодернистский жест, но девочка не поняла. В холле стояли разномастные голубые (видимо, под колонну) сиденья с металлическими ручками. На них «поступающие» складывали вещи и садились сами, ожидая своей очереди на то, чтобы сдать «биоматериал на пцр», померять давление и температуру, подписать согласие на медицинское вмешательство.

Когда градусник от тела девочки показал 37,2, она первым делом пролила скупую свинскую слезу, смотрела на всех огромными глазами на мокром месте и спрашивала как героини чеховских или бунинских рассказов: «Ну как же?», «Неужели никак нельзя?», «А если перемерять?». Пришел терапевт в меховом пальто с пушистым воротником и в пластиковом щитке, напечатанном на 3D принтере, через который все равно могли проходить микробы и убивать её, доводя постепенно до аппарата искусственной вентиляции легких.

Терапевт и Человек привели девочку в другой холл, где, как потом окажется, были «обсервационные» палаты. Туда селили тех, кто не волновался и не поднимал таким образом температуру тела, до момента получения результатов теста. В углу этого холла был стол и пара стульев, над которыми весь угол был завешан иконами, календарями с иконами, книгами с изображениями икон и пластмассовыми (на вид и ощупь), липкими салфеточками, воспроизводящими ненастоящее кружево. Такая синтетика рядом с божественными календарями и цветами на окне смотрелась вполне логично и обоснованно. «Они тут символисты» – подумала девочка. И ушла. До понедельника. Пить таблетки от температуры и другие таблетки, чтобы не расцарапать себя, как она уже делала раньше.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.