Александр Стрекалов - Моя Богиня. Часть первая

Любовь же к истории ему привил их директор школы, Зотов Вадим Андреевич, пожилой уже человек пенсионного возраста, великий патриот своей страны, матушки-России, преподававший им этот главный гуманитарный предмет в выпускных классах. В их школе он директорствовал с середины 1960-х годов, с момента прихода к руководству ЦК КПСС Брежнева Л.И.; а до этого, как шушукались горожане, он работал в Рязанском обкоме партии с 1939 года, всю войну и после был там секретарём по идеологии… Но в 1949-м он был арестован по «Ленинградскому делу», когда Н.С.Хрущёв, переведённый с Украины в Москву, очищал с Маленковым, Берией и Кагановичем вертикаль Власти от державников-патриотов; был снят с должности и даже находился под следствием какое-то время, а потом – в ссылке около 15 лет где-то в Архангельской области. В середине 60-х, однако, его, чудом выжившего в той передряге, реабилитировали и вернули в Рязань. Но не в партийный обком уже, где всем продолжали заправлять анти-русисты-хрущёвцы, а в провинциальный Касимов, и назначили там – по его непременному желанию потрудиться ещё на благо и пользу стране – директором второй средней школы, где и учился с первого класса Максим. Да ещё и позволили ему преподавать историю детям, памятуя о его университетском образовании. В далёкие 1920-е годы Зотов закончил истфак МГУ и очень гордился всегда своими глубокими знаниями по данному предмету и своим дипломом.

Про Московский государственный Университет Вадим Андреевич неизменно с пафосом и жаром детям рассказывал на уроках, со старческим блеском в глазах – и про старое здание на Маховой, где сам когда-то учился, и про новое на Ленинских горах, чудо мировой архитектуры, где он никогда ещё не был, не довелось, но куда всё собирался попасть на экскурсию. Заверял учеников раз за разом, что МГУ – лучший вуз не только в СССР, но и в мире. Куда лучше и ценнее Гарварда, Кембриджа, Сорбонны и Оксфорда! И что ежели кто из них хочет что-то по-настоящему глубоко и правильно узнать и понять для себя, получить фундаментальные знания по каким-то отдельным предметам – тем надобно поступать непременно туда, всенепременно! Ибо с Университетом и тамошними преподавателями-великанами, научными и культурными традициями и первостатейными и по-настоящему уникальными образовательными программами, по его глубокому убеждению, ни один вуз не справится и не сравнится…

Под воздействием таких наставлений впечатлительный Максим и заболел МГУ. А вместе с ним – и родной историей. Директор их и историком был знатным и грамотным, должное ему надо отдать: умел учеников зажигать красочными рассказами про боевые и трудовые подвиги земляков и соотечественников, заставлял питомцев гордиться великим прошлым своей страны, делал их патриотами и бойцами, без-страшными стояльцами за Святую и Великую Русь.

Не удивительно, что в начале десятого выпускного класса набравшийся храбрости Максим подошёл после очередного урока к Зотову и поделился с ним сокровенным: что мечтает по окончании школы, получив аттестат, поехать в Москву – чтобы попробовать поступить в МГУ и стать студентом-историком. Спросил у Вадима Андреевича совета: сможет ли он осуществить задуманное? достоин ли этого? хватит ли у него силёнок, знаний, ума? Или же это всё его фантазии и блажь ребяческая? всё пустое?

– Конечно достоин, конечно! – с жаром ответил директор, светлея лицом и душой. – Езжай Максим, коли так для себя решил, езжай и не сомневайся, и о плохом не думай! – выбрось такую пагубную привычку! Твоих мозгов и знаний хватит на десятерых, поверь, а возможности у любого человека запредельные, почти что космические! Прожив долгую и достаточно трудную жизнь, я это хорошо понял. Главное, верить в себя, безгранично и твёрдо верить, что нужен тебе МГУ и важен, что ты по-настоящему хочешь творить и двигать вперёд науку! Что ты – Творец, одним словом, Вершитель жизни и истории, а не дерьмо, не попка, не пыль придорожная! А МГУ и создан был Великим Сталиным для таких – для Творцов и Великанов Духа, для Созидателей!… И тогда, при такой-то вере и при таком настрое великом и всесокрушающем, любые двери перед тобой откроются, подчёркиваю – любые! И все твои недоброжелатели струсят и разбегутся прочь! Потому что тогда Сам Господь-Вседержитель поможет тебе на облюбованную вершину забраться. А Он, как известно, не знает преград и поругаем ни кем и никогда не бывает…

– Именно так, Максим, и устроена наша жизнь – просто и сложно одновременно. И двери в большую науку, как и в политику, литературу и искусство, лишь перед фанатами открываются, перед безумцами-трудоголиками. Запомни это как дважды два, как великие строки Пушкина или Лермонтова того же. Как и то ещё, что дорогу осилит только идущий, духом крепкий и бодрый, отчаянно-смелый, волевой, боевой… А будешь сидеть и скулить, и жевать сопли по-бабьи, безвольно вертеть по сторонам головой и в себе и своих возможностях и способностях сомневаться – с места не сдвинешься и ничего не добьёшься в итоге, профукаешь жизнь. Превратишься в слабака-неудачника, в тряпку, в изгоя – и начнёшь водку с горя пить, заполнять собой психушки и медвытрезвители… Не надо этого делать, Максим, не надо, прошу тебя. Вниз скатиться легко – подняться трудно, если вообще возможно… Так что вперёд, дружище, только вперёд! – к вершинам Мирового Знания и Духа! И с песнями, главное, с приподнятым настроением и головой! – как мы в последнюю войну воевали, из-за чего и выиграли ту войну, смертельного врага в пух и прах разбили! Ведь смелого даже и пуля-дура боится, знай, и штык-молодец не берёт!!!…

Вдохновенная проповедь старого учителя не пропала даром – убедила и окрылила ученика по максимуму, твёрдо настроила ехать и поступать в Московский Университет, и ничего в столице нашей Родины не бояться. Получив аттестат на руки, Максим и поехал – и поступил, стал студентом истфака; хотя конкурс на факультет при нём совсем не маленьким был – четыре с половиной человека на место! Много было и холёных и чопорных москвичей, которые, соответственно, пролетели…

Поступив на исторический факультет, Максим два первые года учёбы старательно, порой фанатично даже, здоровью в ущерб, закладывал общеобразовательный фундамент будущей своей профессии историка: регулярно лекции посещал, семинары, спецкурсы, а вечером из читалок не вылезал, занятия в которых прерывали лишь занятия спортом. Учился хорошо, на четыре и пять; всегда получал стипендию. А летом в стройотряд постоянно ездил, откуда тоже деньги хорошие привозил – помогал этим отцу и матери.

Но на третьем курсе у него начались проблемы с учёбой, замешанные на сомнении в правильности выбора жизненного пути, и он к Истории, как к предмету, как к одной из ветвей гуманитарного Знания, день ото дня холодел, пока не остыл совсем. Потому что ближе к 5-му курсу понял, что ошибся с будущей профессией, сильно ошибся. И надо будет её менять. А на что – непонятно…