Владислав Бахтин - Лагерь

Автор выражает глубокую благодарность тем, кто помог при написании этой книги: Васильевой Наталье Владимировне – Генеральному директору Всероссийского кинофестиваля-форума «Бумеранг», которая пригласила автора в «Орлёнок», ставший прототипом Лагеря, а также ребятам-бумеранговцам, послужившим прототипами героев этого романа; Сергею Брюхачёву, с позволения которого прекрасные стихи его были вложены в уста моего героя, поэта Льва Махалова; Лапиной Юлии Викторовне ― ведущему библиографу СПбГБУК «МЦБС им. М. Ю. Лермонтова» за помощь в подборке материалов по Кровавому воскресенью; Наталье Николаевне Барминой ― замечательному историку, чьи лекции помогли при написании глав о 1-й русской революции; экскурсоводам Государственного литературно-мемориального природного музея-заповедника А.С. Пушкина «Болдино»; экскурсоводам Государственного музея истории Санкт-Петербурга экспозиции «Истории Санкт-Петербурга ― Петрограда. 1703-1918» (Комендантский дом); Татьяне Мельниковой-Лавреновой за экскурсию по Санкт-Петербургу ― местам, по которым шли герои.

Глубоко под землёй, в бункере, вокруг овального, инкрустированного перламутром стола сидели четыре мужчины, в образе которых кто-то да и признал бы Петра Чайковского, Дмитрия Менделеева, Михаила Ломоносова и Антона Чехова. Эта была необычная четвёрка, которая жила давно, много знала и всё понимала про этот мир. Но вот уже несколько лет они безуспешно решали головоломку, которая не давала им покоя ни днём ни ночью. Они понимали, что их высокоструктурированный мозг всякий раз, когда подходил к разгадке, сталкивался с глухой стеной. В ней не было даже маленькой щёлочки, зацепившись за которую, можно расковырять всю стену. Вот почему они были мрачны и неразговорчивы.

И тогда тот, кто очень походил на Чехова, предложил:

– Без свежей крови не справимся.

Похожий на Ломоносова, сняв свой парик и вытерев им вспотевшую шею, резко воскликнул:

– Где же её взять?

Подобие Чайковского обвёл взглядом присутствующих и ответил:

– Где и всегда ― в навозе.

Все на него удивлённо посмотрели, а Пётр Ильич лишь подтвердил свою мысль:

– Именно оттуда, откуда сами.

Человек, напоминающий Дмитрия Менделеева, подняв тонкий палец кверху, заключил:

– А ведь отличная идея! Могу организовать через Министерство образования Всероссийский конкурс. Возраст? ― сам себя спросил химик. ― 14-15, не меньше и не больше. Самый творческий.

Его идею подхватил драматург:

– Изолируем ото всего мира и выкачаем из них ресурсы.

Композитор заметил:

– Но это будет кровавый эксперимент.

– Справятся, ― отрезал сомнения химик.

Драматург поинтересовался:

– Эксперимент будет построен на соперничестве, соревновании?

Все задумались. Человек, напоминающий Ломоносова, прервал молчание:

– Нет. На банальной скуке.

– Гениально! ― подхватил Пётр Ильич, и все зааплодировали.

Антон Павлович в заключении сказал:

– Предлагаю наш проект назвать «Лагерь».

Все поддержали.

Если бы мне кто рассказал подобную историю, то я или не поверил бы, или покрутил бы этому человеку пальцем около виска, или просто посчитал его сумасшедшим. Но эта история, на счастье или на несчастье, произошла со мной. А себе я привык доверять. Поэтому расскажу вам всё, как было на самом деле, без прикрас и вымысла. Как говорится, за что купил ― за то и продал. Началась же эта история в самом конце учебного года, за две недели до моего четырнадцатилетия.

Уже шесть лет как я занимаюсь классической гитарой. После уроков в обычной школе без всякого предчувствия я пришёл в музыкалку, не успев забежать домой, чтобы пообедать. В этот день я с преподавателем готовился к переводному экзамену: отрабатывал крещендо и диминуэндо в «Пьесе в стиле фламенко» Ларичева.

За окном во всю цвела поздняя весна ― моё любимое время года. Уже отцвели берёзовые бруньки. Омытая майскими грозами природа успокаивалась, давая отдохновение аллергикам вроде меня. И вообще, вокруг разлилось то, что в народе называют благодатью.

Но в музыкальном кабинете было душно. Я хотел поскорее покончить и с Ларичевым, и с гаммой, и техническими вопросами и пройтись по нашему сосновому парку: послушать звуки взрывающихся почек, поглазеть на юную свежую зелень, вдохнуть всем своим существом запах сирени. Но я сидел, точно пыль, прибитая дождём, на чёрном потрёпанном стуле, нога моя стояла на чёрной затоптанной подставке, чёрные ноты, словно издеваясь, корчили мне свои гримасы, а мой чёрный ремень предательски впился в мой урчащий живот. И в этот самый момент кто-то аккуратно постучал в дверь.

На пороге появился высокий мужчина зрелых лет. У него была абсолютно белая, аккуратно зачёсанная шевелюра, абсолютно белая, идеально ухоженная борода, пронзительные, глубоко посаженные тёмные глаза, впечатляющий лоб с большими лобными буграми. Но поразительнее всего была одежда. На нём был чёрный в пол кожаный блестящий плащ, подхваченный таким же ремнём, на бляхе которого рисовался череп Адама. В руке мужчина держал непривычную для нашего времени трость с изящной формы рукоятью. Из-под плаща выглядывали мягкие, по всей видимости, удобные, ручной работы туфли. Я не совсем внимательный человек, но все эти детали мой мозг отсканировал мгновенно. Было предчувствие, что с этим челом мне придётся не раз иметь дело.

При виде незнакомца Татьяна Владимировна, мой преподаватель, так и расплылась в улыбке, которую я на ней никогда не видел. Мужчина галантно кивнул и сказал:

– Сударыня, прошу прощения за вторжение и прерывание занятия. Урок ― это священно! Ни один человек в мире не может и не должен нарушать его ход, как и ход времени. Но у меня на то столь важная причина, что я вынужден пойти на это преступление.

– Что Вы, что Вы, Пётр Ильич, не беспокойтесь, тем более, что мы уже заканчиваем, ― отозвалась Татьяна Владимировна, всё это время сидевшая, будто заворожённая.

– Ваш ученик, Владимир Русов, выиграл конкурс сочинений «Россия будущего». Я должен вручить ему пригласительный билет в Лагерь, ― при этих словах мужчина протянул мне конверт и добавил: ― Очень надеюсь, что Вы, Владимир, примете правильное решение. ― Затем обратился к Татьяне Владимировне: ― Ещё раз прошу прощения. ― И, поклонившись, вышел.

Татьяна Владимировна как сидела с блаженно-замороженной улыбкой, так с ней и осталась. Я подошёл, поводил перед её лицом рукой, пощёлкал пальцами около ушей, проверяя рецепторы, и спросил:

– Кто это был?

Татьяна Владимировна перевела взгляд от двери на меня и удивлённо спросила: