Родион Вишняков - Лукоморье. Книга первая

Расшатанные нервы экипажа еще больше подстегнуло радио. Сменяющие друг друга песни и сказки, воспроизводимые одним и тем же голосом, были неожиданно прерваны странной сводкой погоды. Все тот же незнакомый мужской голос, вещавший на этот раз о приключениях Синдбада-морехода, неожиданно прервал свой рассказ буквально на полуслове, заговорив вновь после небольшой паузы:

– Периферия свободна от тумана. Температура воздуха, как всегда, двадцать три градуса выше ноля. Осадков не ожидается. Туман сохранится в акватории на все время. Наина ушла в Эпицентр. На прибрежной территории замечено появление Сирин. Штурмовой отряд выдвинулся в сторону обнаруженного противника.

Повторив эту странную сводку еще несколько раз, голос умолк и после небольшой паузы продолжил рассказ про Морехода точно с прерванного места.

Какое-то время все продолжали молча сидеть вокруг приемника, ожидая чего-то еще. Но в течение последующего часа никаких новых вставок не последовало. Радио методично продолжало вещать сказку, а поиск по другим частотам включил какую-то заунывную песню.

– Туман сохранится в акватории на все время, – задумчиво повторил Крикунов. – Да выключи ты эту нудятину! И без нее тошно.

Сидевший возле приемника дежурный торопливо крутанул ручку. Динамики снова ожили рассказом про арабского путешественника.

– Что будем делать, командир? – Старший помощник посмотрел на Соколова. – Наина и еще кто-то там… Какой противник? Чей он и где? Я ничего не понимаю.

– Я тоже. – Соколов почесал трехдневную щетину. – Но выход у нас из всего этого дерьма только один. На борту нам оставаться нельзя, мы все тут помрем с голодухи. Помощи ждать, мне думается, также не от кого. Что происходит вокруг, неизвестно. Но, сдается мне, ничего хорошего не будет. Отсюда вывод: грузим команду в шлюпки и держим путь в сторону берега. Корабль затопить. Действуем оперативно. Надо достичь берега дотемна.

На подготовку ушло около часа. Толчинский был в замыкающей шлюпке. По его команде сидевшие на веслах моряки начали движение. Шлюпка быстро набрала скорость, а позади них в густом тумане растворялся борт корабля, медленно погружающийся в темную воду.

Они двигались на веслах около двух часов, стараясь не потерять из виду идущую впереди шлюпку. И вот тебе на! Теперь они остались одни.

– Правая табань! Левая на воду!

Окрик мичмана хлестнул по нервам. Моряки провели слаженный маневр уклонения, резко разворачивая шлюпку в сторону от выросшей из тумана прямо по курсу подводной скалы, чья зубастая верхушка выглядывала из воды на добрых полтора метра.

– Забирай влево!

Обогнув неожиданное препятствие, двинулись дальше на малом ходу. Появление скалы единодушно было расценено, как явный признак близости земли. Тем более что вскоре на пути лодки все чаще стали попадаться подобные преграды. Скорость пришлось снизить до минимальной. Маневрировать теперь приходилось все больше, и смены людей на веслах стали чаще. Но близость долгожданного берега внушала морякам оптимизм, и все находящиеся в шлюпке тщательно всматривались вперед, с минуты на минуту ожидая появления земли.

Но время шло, а выплывающее из тумана водное пространство все так же тянулось вперед нескончаемой гладью, то тут, то там рассекаемой торчащими из нее скальными образованиями.

– Не помню, чтобы подобное было на картах этих вод раньше, – хмыкнул главный старшина.

– Да тут, видимо, многое поменялось, – угрюмо бросил мичман. – Что это?

– Ты о чем? – Главный старшина удивленно посмотрел на Толчинского.

– Тихо. – Тот поднял руку в останавливающем жесте. – Слева. Слышишь?

– Нет.

– Да как же! Слева чей-то голос. Там должна быть земля. Гребем в ту сторону.

– Теперь и я слышу. – После корректировки курса главный старшина кивнул: – Кто-то как будто поет.

Остальные находящиеся в лодке тоже услышали раздающийся все отчетливее чей-то чарующий голос, выплывающий из тумана и с каждым словом все глубже проникающий в сознание людей.

Разобрать слова песни было невозможно. Мичману даже стало казаться, что песня эта состоит не из слов, а льется ручейком сменяющих друг друга звуков. И странное дело: мичман никогда не интересовался музыкой, но у него возникло отчетливое понимание, что если бы его мозг мог различать больше семи нот, то картинка была бы еще более красочной.

Но и без этого то, что стало возникать перед мысленным взором Толчинского, поражало своей красотой и необычностью.

…Неизвестная планета в несоизмеримо далекие для одной человеческой жизни сто тысяч лет назад. В вечереющем небе медленно проплывают три луны. Голова начинает кружиться от насыщенного кислородом воздуха, пропитанного великолепным многообразием цветов. Тысячи и тысячи их разноцветным ковром устилают бескрайнюю даль поля, осыпают ярко-зеленые кроны огромных деревьев. Гигантских, по сравнению с тем, что раньше можно было видеть на фотографиях. Даже знаменитые гигантские секвойи в Калифорнии, достигавшие в высоту более восьмидесяти метров и с обхватом ствола в десять, на фоне этих исполинов казались низкорослыми кустами. Между древами скользили тени невиданных величественных быстроногих животных и проносились всполохи сказочных птиц с ярким оперением. Никто из них не боялся тех, кто величественно вышагивал по незаметным тропинкам в густой траве. Мудрые старцы, опирающиеся на светящиеся посохи. Сильные мужчины в сверкающей под светом заходящего солнца броне. Неописуемо прекрасные женщины с водопадами густых волос. Четырехметровые великаны, направляющиеся к высеченному из цельной горы Великому храму – Лазурному дворцу, защищенному невидимыми глазу магическими барьерами. Неисчислимому кладезю мудрости и знаний, накопленных за тринадцать миллиардов лет развития фантастической расой, прилетевшей на эту планету из другого мира и воздвигшей на этой земле Город Богов…

Туман перед носом шлюпки наконец расступился, открывая взору моряков очередной омываемый морскими волнами каменный уступ. На его покрытой зелеными пятнами мха вершине люди увидели птичий силуэт.

Покрытое перьями тело венчала человеческая голова, покоящаяся на обнаженной шее, украшенной монистами, богато инкрустированными самоцветными камнями.

Существо пело. Сидевший на самом носу шлюпки мичман потянулся вперед, глядя на открывающуюся картину во все глаза. Последняя полоска тумана неожиданно рассеялась, словно птицеподобное существо само по себе испускало невидимое свечение, разгоняющее осточертевшую пелену. И теперь можно было увидеть прекраснейшее женское лицо, обрамленное короной светлых волос, спускающихся на плечо и обнаженную грудь заплетенной косой.