Евгений Сафронов - Город У

Я закивала. Меня начал бить озноб, хотя солнце еще освещало верхушки деревьев.

– Павел… Сергеевич. А фотоаппарат мой…

– Чё, дрожишь, да? Это бывает, – он поднялся на ноги. – Фотоаппарат твой, Наташа, остался там. Это место не любит… пиара.

Снова я услышала его фальцетный смех. Я автоматически коснулась своего кармана – диктофон вроде на месте. И то хорошо.

– Ну, сможешь встать? – он протянул мне руку, и я, ухватившись за его ладонь, поднялась.

Через полчаса мы вышли к основной аллее парка.

– Вот что, Наташа. Просить о том, чтобы ты никому об этом не рассказывала, я не стану. Бесполезно. Уж я-то знаю, поверь. Но запомни: если ты отведешь туда человека или расскажешь ему про коридор, – он на твоей совести. Целиком и полностью. Твоя вина и твоя боль.

Он кивнул мне и пошел прочь широкими шагами. Оставалось только смотреть ему в спину.

До смерти захотелось пить и – позвонить Катику. Господи, как она там одна? Я-то ведь маму видела, а она – нет.

1.

– Чуваки, просто отпад! Вот тут тот самый домик раньше стоял, а щас шиномонтажку зафигачили. Так, стоп, щас будет сложно, тут не просто заборчик – сверху колючку натянули, – Рослик шепчет в микрофон от экшн-камеры. Сама видюха закреплена у него на голове – будет что показать ютуб-зрителям.

К нему на канал уже добавились больше 15 тысяч подписчиков. Лиха беда начало, как говорится. Так, трейсер и сталкер, вперёд!..

Всё четко вышло. Объект, конечно, особенный, это тебе не какая-нибудь заброшка, а охраняемая частная собственность. Да что говорить: снять знаменитый 41-й дом по улице Розы Люксембург! С полтергейстом и со всеми наворотами. Это вам не в тапки гадить. Хей-хо!…

Рослик, крадучись, обходит двухэтажное здание с темными пластиковыми окнами. Тут явно не живут – вверху офисы, внизу шины меняют. Он сразу замечает видеокамеру под карнизом: попасться в объектив нельзя. Хорошо, что на голове – черный капюшон, и сам он одет во всё смутно-серое.

Крутотышка крутота – это, конечно, пробраться в подвал. Потому что прежний дом снесли, двор закатали в асфальт – кароч, ничего интересного. А вот подвальчик – уже кое-что. Можно вещать братьям по Инету, что ты реально заснял что-то клёвое.

– Так, что это у нас тут? Подвальное окошечко? – шепчет Рослик в микрофон. – Пам-бам! И как у нас открываются пластиковые окна, кто помнит?..

Он снова думает о том, что рыскать по частной территории – то еще приключение. Не сталкерская это фишка, не для трейсеров и проводников. Но, с другой стороны, какого чёрта? Не грабить же сюда залез Рослик, а пообщаться. Всего-то проверить одну идейку.

С окошком он справился за какие-то десять минут. Втянулся туда, будто уж в нору, и, спрыгнув, ощутил под ногами холодный кафель. Он включил небольшой фонарик-карандаш и тут же присвистнул от удивления. Вместо ожидаемого подвала он попал в большой, хорошо оборудованный гараж, в котором отдыхала белая «Тойота».

– М-да… Шуточки прочь, – шепчет он в микрофон. – Если меня здесь застукают, точно решат, что я за тачкой припёрся сюда. Или за магнитолой.

Парень оглядывает кафельный пол и вскоре находит искомое – крышку люка. Та, слава богам, оказывается незапертой. Рослик поднимает ее, залезает вниз, в темноту, и тихо прикрывает за собой. Железная подвесная лестница, как он и думал, ведет в большой погреб. Это как раз то, что ему нужно.

2.

Он, конечно, не ставил себе никаких четких целей, но знал, что его вылазка должна что-то подтвердить. Где-то внутри его сознания уже оформилась гипотеза, но ему нужны были веские доказательства («Рослик, ведь у тебя сердце настоящего исследователя!»).

Бывший диггер достал из рюкзачка небольшую туристическую пеночку и расстелил ее на холодном бетонном дне погреба. Вдоль стены тянулись полки с банками, пахло прошлогодней проросшей картошкой – остро, до щекотки в ноздрях. Устроившись в йоговской позе, Рослик посветил вверх: плотно ли он прикрыл крышку?

Затем выключил фонарик, вынул из внутреннего кармана губную гармошку, и вскоре абсолютная, космическая чернота подземелья 41-го дома услышала блюзовые мотивы старика Сонни Боя…

Отец улыбается. Он сидит рядом с ним на полу и покачивает головой в такт блюзовым вертушкам сына.

– Ты идёшь правильно, Рослик. Доверяй себе. Прочь мозги, верь чувствам, верь собственной заднице, осязанию, обонянию! Вот скажи: когда весна высушивает все дороги в У., что происходит на улице? Звуки, меня интересует звуки!

Сын не перестает играть и думает над вопросом.

– Ну? Сдаешься? Хорошо, давай я тебе помогу, – продолжает отец. – Послушай вот это: кожа резиновых подошв авто с шелестом отслаивается от костей асфальта… Вчувствуйся в сказанное. Понимаешь, о чем я? Звуки, сын, звуки! Город нужно слушать – и тогда он прислушается к тебе. В него надо внюхиваться – и он тоже обязательно ответит. Давай-ка еще попробуем. Что ты слышишь?

Рослик замирает, и гармоника замолкает. Тишина тут же выскакивает из темноты, как вор из подворотни. Силуэт отца начинает тускнеть, и музыкант, спохватившись, снова извлекает тихие блюзовые нотки.

– Забудь о том, что ты делаешь. Забудь о себе и обо мне, – голос отца становится тусклым и мертвым. – Тебе давно пора забыть об этом. И тогда ты услышишь…

Играющий старается изо всех сил. Старается изо всех сил…

Фары в вечернем городе – это разноцветные глаза. Поток в коллекторах и ливнёвках – преодолевает границы живого и неживого. Не только люди и их взаимоотношения, но и много чего еще: голуби, бродячие кошки, собаки, воробьи и крысы, тараканы и черви, брошенные вагоны возле Черного озера, мертвый цыганский барон под сосной на Майской горе, кладбище домашних животных в Горелом лесу…

Город без особинок – мертв и абстрактен, словно дохлая волжская рыба. Текущие массы внизу, вода по трубам, река совсем рядом – заключенная навеки в бетонные кольца Бригадирка… Хей-хо, чуваки, хей-хо!

– Ну, услышал? – спрашивает отец. Сын кивает. А потом вверху что-то взрывается и осыпается стеклянным дождём. Крышка погреба шатается, и ее срывает с места, словно пробку из-под шампанского. Металлическая лесенка, по которой Рослик спустился, ходит ходуном, будто на корабле во время шторма.

Диггер трясущимися руками включает фонарик, кое-как сворачивает пенку в рюкзак и взлетает наверх. Оказавшись на кафельном полу гаража, он случайно светит на «Тойоту» и замечает, что лобовуха у машины покрыта сетью мелких трещин.

Парень подтягивается за край пластикового окна, выбирается из гаража и мчится к забору. За ним по пятам следует тишина – ни звуков сигнализации, ни криков, ничего. Через минуту серая фигурка руфера растворяется в ночной фонарной жизни города У.