Артём Бородин - Скульптор. История убийцы

– Ну чего разлёгся? Вставай! – сказал голос из капюшона.

– Иван Степанович?! – с восторгом и удивлением, спросил скульптор.

– Ну, а кто же ещё – снимая капюшон, сказал Иван Степанович.

– А как вы здесь? Почему не дома? И как нашли меня? – задавал вопросы скульптор, вытаскивая ножи из трупов.

– Я отправился следом за тобой, как только ты ускакал – закуривая трубку, говорил Иван Степанович – но Снежка никому не догнать, поэтому я немного отстал и добрался только что.

– Рад вас видеть Иван Степанович – приветствуя рукопожатием, сказал Леонид.

– Взаимно Леонид. Я смотрю, ты хорошо поработал, да только, снова чуть не погиб.

Иван Степанович хотел было начать ругать Леонида, но далеко-далеко в глубине леса, раздался вой сотен тысяч оборотней. Он решил отложить воспитательную беседу. Запрыгнул на своего воронова коня и был готов скакать без оглядки до самого дому.

– Лёня, где Снежок?

– Не знаю, звал его как обычно свистом, два раза, он не прибегал.

– Значит, свистни ещё раз!

Леонид снова взял пальцы в рот, набрал воздуха, и свистнул так сильно и протяжно, что чёрному всаднику пришлось заткнуть уши. В ту же секунду после свиста, на лесную полянку кучи трупов, выпрыгнул Снежок. Леонид мигом запрыгнул на коня, надел большую чёрную шляпу, кожные перчатки, и скомандовал коню «но-о-о».

Конь Леонида поскакал вперёд сквозь заросли прям в чистые поля. Иван Степанович не спешил. А потому отстал надолго. Он прочёл молитвы, сжёг трупы, и только потом поскакал в сторону дома. Леонид добрался до дома за два дня. Снежок бежал без продыху. Вернувшись, домой, скульптор лёг спать, а Иван Степанович приехал только к обеду следующего дня. Немного перекусив, дядя Ваня поднялся в комнату к Леониду. Макаров спал крепким сном.

– Вставай – сказал Иван Степанович, толкая спящего скульптора.

Леонид нехотя открыл глаза, оделся, и спустился вниз. Иван Степанович уже сидел в своём кресле у камина и попивал красное вино.

– Садись – сказал дядя Ваня.

Леонид сел в соседнее кресло, протирая глаза ото сна и немного зевая.

– Леонид, сынок. Ты снова чуть не погиб. Ты умён, очень умён, и сильный, но в тоже время слеп. Тебя ослепляет твоя гордыня. Не позволяй гордыне ослепить твой разум. Борись с ней. Глупо рисковать жизнью, ради того, чтоб кому-либо что-то доказать. С возрастом ты стал другим. Ты жаждешь крови слишком страстно. Тебе нравится убивать. Это ужасно, мой мальчик. Сражаясь против зла ты сам того не замечая становишься злом. Читай больше библию, молись. Там в столе, в ящике лежит пакет, в нём дипломы различных профессий. Дипломы на твоё имя. Одна знакомая ведьма пособила мне. Ты можешь начать свой путь. Я тебя не держу, и если ты захочешь уйти, я пойму. И вот ещё что, какое-то время тебе придётся поездить на ярмарки вместо меня. Я уже стар, чувствую усталость. Я всё приготовлю, и скажу, что и куда надо будет отвезти. Теперь извини, мне нужно отдохнуть.

Иван Степанович допил стакан вина, встал и пошёл к себе в комнату. Леонид остался сидеть ещё минут десять, после чего пошёл к столу. Начал рассматривать документы. Все, какие нужно документы теперь у него были. Но он не захотел покидать старика, ему было жаль дядю Ваню. Поэтому, скульптор остался на какое-то время у Сапожникова Ивана Степановича. Помогал ему во всём, в огороде, ухаживал вместе с домовым за скотиной. Готовил сам лекарства, какие-то покупал в городе. Ездил самостоятельно на ярмарки, чтоб продать шкуры зверей и скульптуры.

Шла вторая половина сентября 1910 года. Леониду уже двадцать пять лет. Он всё же остался жить у Сапожникова, не потому что ему хотелось, а из жалости к старику. Сама по себе жалость, не самое хорошее чувство. Жалость ослепляет человека, как вспышка фотоаппарата, и в тот самый момент, когда человек ослеплён жалостью и ничего не подозревает, вот тут-то он в опасности. Человек – существо многоликое. С одними людьми мы такие, а с другими другие. Вот и наш скульптор тоже был многоликим. Находясь с Иваном Степановичем, он очень хорошо скрывал своё желание убивать людей. Перед ним он был хорошим, заботливым. Скульптор ухаживал за стариком, опекал, в то время как домовой Федька занимался скотиной и огородом. Это может показаться странным, но огород находился в лесу, и дом в лесу, и баня. Само место было заколдованным. Самое безопасное место на земле это дом Сапожникова Ивана Степановича. Сам дом был защищён магией, к тому же, Иван Степанович часто молился. Злые люди видели на месте дома огромное непроходимое болото, добрые люди видели просто заросли из колючек, потому-то никто не мог до них добраться. Старый монах Сапожников, уже не мог ездить на ярмарки, хоть он и мог сам передвигаться, сам мыться в бане, принимать пищу, возиться в огороде, тем не менее, он уже боялся куда-либо ездить. Посему, он отправлял Леонида. Молодой парень был хорошим для Ивана Степановича, но в городах, которые он посещал для продажи скульптур и шкур животных, он был ужасен. Когда наступал вечер, и заканчивалась ярмарка, все торгаши уходили домой, к своим семьям. У скульптора не было семьи, поэтому он шёл в кабак, пить хмельное пиво с водкой, плясать до самого утра, а потом просыпаться где-то в неизвестном месте. Часто он посещал в городах публичные дома, где спускал почти все деньги на падших женщин. Такая жизнь ему нравилась. Какому же молодому парню не понравится такая жизнь? Он молод, с деньгами, что для счастья ещё надо? Обычно Иван Степанович, был на ярмарке не больше трёх дней. Леонид же, был там целую неделю. В барах и борделях скульптор тратил свои деньги. Деньги дяди Вани он не трогал. Откуда у парня двадцати пяти лет так много денег, что он может, целую неделю жить в борделе? Ну, он же отличный скульптор, и художник. Помимо, скульптур, бюстов, статуэток, кувшинов, горшков, и прочего, он писал картины. Прекрасные картины. Писал портреты на заказ. За это, ему платили неплохие деньги.

В конце сентября Леонид вернулся в дом дяди Вани. Оранжевый закат уже почти закончился, когда Иван Степанович и Федька пришли домой.

– Лёня! – увидев Макарова, закричал старик – где ты так долго пропадал? Мы уже начали волноваться.

– Да покупатель какой-то пошёл грустный, с трудом продал товар – чеша затылок, ответил Леонид.

Они обнялись, парень отдал деньги, и они пошли в дом. Там они хорошо поужинали, поговорили о чём-то не важном, скульптор в основном молчал. Иван Степанович заметил, что с Лёнькой что-то происходит. Он стал молчаливым, замкнутым, мало ел, плохо спал. Скульптор подолгу работал в своей мастерской, что когда-то была сараем, но дядя Ваня переоборудовал её. Молодой человек долго работал, писал картины, делал для них рамки, создавал бюсты, скульптуры, маленькие фигурки, игрушки. Выходил он из мастерской только чтоб перекусить или помыться. Они толком не общались с Иваном Степановичем. Наступил октябрь. Леонид снова собрался на ярмарку, чтоб продать шкуры животных, меха, скульптуры, портреты, картины. Запряг телегу, попрощался с Федькой и Иваном Степановичем, и отправился в путь. На ярмарке скульптор быстро всё продал и оправился в кабак. Весь вечер и всю ночь он напивался и плясал так, что ноги болели. Это был самый обычный кабак, в котором были и падшие женщины, и бандиты, и профессоры, и учёные, и музыканты, и писатели. В баре была небольшая сцена, на которой один светловолосый поэт читал стихи, пел частушки, после напивался и дебоширил. Драка для этого места была обычным делом. Пристанище для пьяниц, продажных женщин, и всякой чертовщины. Леонид любил сидеть в одиночестве, пить водку, закусывать вкусным мясом и салатом. Он просто наблюдал за всем происходящем, а когда играла весёлая музыка, то ноги его сами пускались в пляс. Леонид вышел из бара, в изрядно хмельном состоянии, когда рассвет только-только начал вступать в свои права. У входа ждал Снежок, смиренно и терпеливо.