Лев Трутнев - Иметь и не потерять

– И двух девочек. Да покрасивей! – Он сунул какую-то купюру в карман официанта, и тот как отрапортовал:

– Будет сделано!

Андрей повернулся ко мне:

– А мы, пока то да се, начнем потихоньку нагонять веселье.

И, словно по его желанию, вдруг загремела музыка – на эстрадном возвышении зашлись в игровом азарте музыканты.

Слетела с души легкая завеса неловкости, утонули в глубине сознания все наслоившиеся за последние дни тревоги, ушло в корзину памяти родное далекое. И, когда мы уже изрядно наговорились, перед столиком выпорхнули две девушки в нарядных платьях.

– К вам можно?

Андрей окинул их прицельным взглядом.

– Чего ж нельзя, садитесь.

Я почувствовал, как краснею – такого поворота событий я не ожидал, полагая, что он пошутил, заказывая официанту девочек. Но они вот – рядом. Причем довольно привлекательные. В Приреченске мы себе таких выкрутасов не позволяли.

Загуляла душа в трепете раздумий, забилась птичкой в клетке. Горячительные мысли потянулись, а Андрей уже вел фривольный разговор и бесцеремонно пытался погладить округлое колено той, что сидела поближе к нему.

– Расслабься, – понял он мое замешательство. – Сходи, потанцуй, а то девочка заскучает.

И я пошел, хотя и без желания, все еще ощущая некоторую неловкость и легкий внутренний стыд.

От партнерши тонко пахло духами, в которых я еще не разбирался. Под рукой чувствовалось ее упругое и горячее тело, сбивало мысли, и я не мог пошевелить языком – на ум не приходило ни одного подходящего слова. Молчала и девушка – то ли ожидая моих вопросов, то ли наслаждаясь музыкой. Так и протоптались мы весь танец в молчании.

– Что-то ваш друг какой-то робкий, – доложила она Андрею. – За весь танец – ни слова.

– Осмелеет, когда будет надо, – отрезал Андрей, пополняя рюмки.

Шло время – вечер гудел застольями, а я все еще испытывал стеснение перед девушками, отгоняя мысли о том, чем все это закончится.

Но музыка на то и есть, чтобы менять наше настроение. В конце концов общий накал танцевального азарта втянул в свой круговорот и меня, несколько охмелевшего от коньяка, фривольного разговора и легкого флирта, и уже в каком-то полубредовом состоянии прыгал и я в хаосе всеобщего обалдения – то с Викой (так звали одну из девушек), то с Лелькой. Андрей не танцевал, ссылаясь на неумение, и все налегал на выпивку и закуску. Меня даже нет-нет да и пугала мысль о том, что он напьется и забуянит или того хуже – «отключится». И после очередного танца я предложил Андрею сходить в туалет, что мы и сделали, извинившись перед девушками.

– Не парься, – усмехнулся Андрей, когда я ему сказал о своих опасениях. – Эта доза для меня семечки. Видел бы ты, как мы в афгане надирались после стычки с «духами». Так что запас трезвости у меня еще есть немалый. Скажи лучше – на какую из этих птичек ты больше запал, чтобы не мешать друг другу?

– Ты угощаешь – тебе и выбор, – еще не до конца осмыслив его слова, промямлил я.

Андрей отмахнулся.

– Мне все равно. Они обе друг друга стоят.

– Тогда я с Викой, – снова, почти не подумав, выпалил я.

– Ну и пошли закругляться. – Андрей зашагал через ступеньки. Я – за ним.

В такси ехали почти молча. Андрей сидел впереди. Я сзади – между девушек. Вика на правах хозяйки дома подсказывала дорогу.

Тепло наплывало на меня с обеих сторон от тесного соприкосновения с девушками, и голова слегка кружилась. Мысли тянули в таинственную неизвестность, нагоняя в душу сладкую истому. На утопающего, самовольно бросившегося в воду, я не походил. Скорее на парашютиста в ночном прыжке.

Ехали долго какими-то улочками среди частных домов, узкими переулками и долгими пустырями. Уже и голову стали прояснивать трезвые мысли, когда машина затормозила возле неказистого домика. Андрей сунул водителю деньги, и мы потопали к калитке, следом за Викой.

Свет не зажигали. Едва раздевшись, Андрей ухватил Лелю в охапку и поволок в соседнюю комнату. Вика включила торшер и стала торопливо снимать с себя платье. Я стоял возле стола, немея от какого-то смешенного чувства – жгучей тревоги и потаенной стыдливости.

– Иди сюда, глупенький, я тебя согрею, а то ты съежился, как цуцик. – Вика высоко подняла подол ночной рубашки, отстегивая подтяжку чулка, и я увидел на ее красиво очерченном бедре длинную наколку в виде меча, опоясанного змеей. Причем еще не совсем зажившую. Меня как током шибануло. Легкое чувство брезгливости, невесть откуда наплывшее в мою душу еще при виде унылой обстановки в доме, едва ли не сфонтанировало.

– Разложи-ка ты мне раскладушку, – заметив в углу переносную койку, хрипловато попросил я, отворачиваясь.

– Ты что? Ненормальный? Вот двуспальная кровать с чистейшим бельем, и я в твоем распоряжении, а ты – раскладушку!

– Откуда это у тебя? – не стал я темнить, кивнув на татуировку.

– А, это. – Она чуть-чуть смутилась. – Брат практиковался.

Я не поверил в брата. Мысли закрутились вокруг мнимого любовника, возможной заразы. Да так сильно – не отогнать. Несуразица какая-то – брат выкалывал рисунок у сестры на бедре!

– Брат – не брат, а мне это отвратно. Я буду спать отдельно – на раскладушке, – твердо стоял я на своем.

Вика попыталась приблизиться ко мне. Причем ее тугие груди сами собой будто выпрыгнули из-за низкого выреза ночной рубашки и как бы вперились коричневыми сосками мне в лицо. Но из-под легкого подола «ночнушки» торчал синий, с красноватой окантовкой от незаживших еще проколов, меч татуировки, словно втыкаясь мне в душу, и я почти резковато оттолкнул от себя Вику.

– Может, ты неспособный? Или больной?

– Со мной все в порядке, но спать я буду на раскладушке. Было бы пораньше – уехал бы отсюда к себе.

– Чего ж ты мне весь вечер голову морочил?

– Я не знал про наколку. Судя по ее свежести, кто-то не так давно с тобой забавлялся, а этот кто-то может быть и заразным.

– Дурак! – отпарировала Вика и стала налаживать раскладушку, достав постель из шкафа, стоящего у стены.

– Ну и спи, хрен с тобой! – услышал я ее напоследок и завалился на холодную простынь.

Еще улавливался какой-то шепот в соседней комнате, Викины вздохи, а уже заволакивало сознание туманной дымкой, и крепкий сон потянул меня в небытие.

Вышли мы утром с Андреем с тяжелыми головами, болью в висках, при пакостном состоянии на душе и долго оглядывались. Лелька немножко сориентировала Андрея, и он, ломясь впереди, то и дело заворачивал за какие-то дворы. Я едва поспевал за ним, заново обкатывая все, что произошло вчера, и некое чувство сожаления о том, что я не ощутил тот умопомрачительный, уже знакомый мне, трепет женского тела, не испытал тот внутренний ожог, выплескивающийся благодатной вспышкой из озаряющего душу блаженства. Но что случилось – то случилось…