Наталия Морозова - Девочка-хамелеон. Жизнь с психическим заболеванием, а также история излечения

Вечером подружка пригласила меня на чай. Я согласилась с радостью, потому что мне было нужно с кем-то поговорить. Я так сильно хотела рассказать кому-то всё-всё, но поняла, что не могу вымолвить ни слова, в горле стоит комок. Подружка смущенно сказала, что чувствует себя как на сеансе у психотерапевта, я расплакалась. Холод пронизывал мое тело, и я призналась, что не могу больше это выдерживать. Я ощущаю тяжелую, давящую, всеобъемлющую пустоту внутри.

Хотя я предполагала, что эти ощущения связаны с изнасилованием, подружке этого не сказала. Я просто не могла, мне было стыдно. Я была не в состоянии произнести ни слова. Вдруг почувствовала, что начинаю испаряться, что все тело превращается в невесомый пар, я растворяюсь в холоде, который меня поглотил.

Одним из наиболее эффективных способов преодоления интенсивных чувств после психотравматического события является разговор с тем, кто может стимулировать свободное проявление чувств без осуждения и цензуры – словно открыть кран, чтобы застоявшаяся вода текла до тех пор, пока снова не станет прозрачной. К сожалению, друзья и родственники в таких ситуациях обычно чувствуют себя настолько бессильными, что стараются как можно плотнее закрыть этот кран, предлагая решения, успокаивая и убеждая, что для таких интенсивных чувств нет никаких оснований. Поэтому терапевтическое пространство – это самое безопасное место, в пределах которого можно изучать свои чувства, не боясь, что «кран закроют». Со временем их интенсивность уменьшается, клиент научится все лучше выдерживать свои эмоции, одновременно осваивая эффективные стратегии управления ими.

– Я призналась, что ощущаю дистанцию между собой и Амандой как некую стену, которую не могу преодолеть. Она интерпретировала это так: возможно, дистанция вызвана тем, что я не чувствую себя достаточно значимой. Моё сердце замерло, появилось ощущение, что наши отношения фальшивы. Я – клиент, она – терапевт. Она старается убедить меня в том, что наши отношения – настоящие, но в мою голову вливается такой густой туман, что я вообще перестаю что-либо чувствовать. Ощущаю лишь пустоту, которая засасывает меня в себя, и я тону в бездне, в темноте. Я падаю так стремительно, что мое сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди, и меня поглощает чёрная дыра…

Если клиент испытывает столь интенсивные эмоции по отношению к терапевту, это значит, что, вероятно, произошел перенос – эффект, который наблюдается во всех длительных терапевтических отношениях. Иными словами, клиент использует терапевта в качестве белого холста, который он расписывает по своему усмотрению, опираясь на прошлый опыт отношений с близкими и важными для него людьми.

Законченная картина может заставить клиента увидеть в терапевте заботливого, любящего, родного человека или, наоборот, – бесчувственную, циничную, угрожающую личность, которая хочет причинить ему боль. Ни в первом, ни во втором случае речь не идет ни об объективной реальности, ни об истинной личности терапевта. В детстве Кира сдерживала жажду любви и заботы, чтобы защитить мать от себя и своих потребностей, которые та все равно не могла полноценно удовлетворить. Возможно, прежнее отрицание таких важных для ребёнка потребностей стало той причиной, в результате которой Кира ощутила дистанцию в отношениях с Амандой.

В детстве отчуждение было единственным способом уберечь себя от боли, вызванной хроническим опытом холодного отношения родителей. Кира научилась жить, не желая близости, но это не значит, что данная потребность исчезла как по взмаху волшебной палочки лишь потому, что Кира воспринимала ее как угрозу.

Правда, которую Кира отчаянно отрицает, заключается в обратном – она испытывает глубочайшую потребность в безопасных и преисполненных любви отношениях, поэтому Аманда стала для нее необходима. В отношениях с Амандой Кира ощущает комфорт и безопасность, желает получать больше, но по мере возрождения потребностей усиливается и страх, из-за которого она в свое время приняла решение перестать хотеть.

В отношениях с Амандой Кира снова переживает внутренний конфликт, который не смогла разрешить в детстве, конфликт, в котором, с одной стороны, находится потребность в получении любви, заботы и поддержки, а с другой – страх вновь испытать разочарование и боль. Замирание на месте и противостояние зарождающемуся чувству любви к Аманде мучительны и непродуктивны, но дают Кире иллюзорное ощущение контроля и безопасности: «Если я не поддамся любви и не позволю себя любить, то все останется по-старому. По-старому – значит, безопасно. Я знаю, по какому сценарию всё сложится, чего следует ожидать, как реагировать и как о себе позаботиться».

Парадоксальным образом именно попытка позволить произойти чему-то хорошему разрушает состояние внутреннего гомеостаза, которое годами обеспечивало чувство кажущейся эмоциональной стабильности, комфорта и безопасности. Нарушение внутреннего равновесия (даже если оно дисфункционально) очень пугает людей и нередко приводит к кризисному состоянию.

Каждому человеку нужны любовь, доверие и безопасность. Если мы их имеем в недостаточном количестве или не имеем совсем, со временем мы обучаемся обходиться без этих ценностей. Но это лишь иллюзия. На самом деле мы просто не умеем обращаться с этими чувствами, не умеем полагаться на другого человека, любить и принимать заботу и любовь.

Мы не умеем брать, когда нам дается.

Терапевтическое пространство – это, пожалуй, единственое место, где клиент может научиться принимать эти чувства и применять их себе во благо. Для этого он сначала использует в качестве поля эксперимента терапевтическое пространство, если, конечно, оно достаточно надежно для того, чтобы клиент выразил готовность получить небывалый эмоциональный опыт.

– Сегодня мне захотелось узнать, как происходит связь с клиентом, если терапевт пропадает из зоны доступности, например, если он умирает. Аманда предположила, что я боюсь того, что с ней может что-то случиться, однако правда, в которой я Аманде не призналась, заключалась в том, что мысли о смерти начали всплывать в моей голове все чаще и чаще.

Мне было стыдно об этом говорить, потому что я не понимала, что происходит. Почему они вообще появляются в моей голове? Не случилось же ничего настолько плохого… Иногда мне казалось, что я попросту сошла с ума.

Я придумала простой и удобный для себя способ попробовать поговорить с Амандой о смерти, не вызывая у нее подозрений, для которых, безусловно, не было никаких оснований.