Василий Авченко - Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии

Историю последних полутора-двух веков можно рассматривать как постоянные попытки Европы подавить Азию – в военном, экономическом, культурном смысле: «опиумные войны» и совместные полицейские операции Запада против Китая; появление многочисленных восточных колоний Европы; принуждение Японии к открытию и резкая ответная реакция в виде лозунга «Азия для азиатов» и экспансии на материк.

Именно Япония – единственная азиатская держава, с которой Россия воевала по-настоящему и которую вплоть до начала XX века Запад не рассматривал всерьёз.

Её разгром в 1945 году Советским Союзом и Америкой стал очередной победой Европы над Азией.

С другой стороны, Япония к тому времени стала «азиатским Западом», оккупировав Корею, часть Китая и другие территории, войдя в состав «оси» вместе с фашистскими Италией и Германией, превратившись в тихоокеанскую версию Третьего рейха (и одновременно – восточный вариант Британии, учитывая островное положение метрополии, колониализм и даже правый руль) и вместе с ним потерпев крах.

Разделив чуть не весь мир, Европа устремилась к последним неразграниченным терри- и акваториям – на Тихий океан.

Прозорливый Ломоносов в упомянутой работе 1763 года писал: на Курилах, где «климат как во Франции», можно «завесть поселения, хороший флот с немалым количеством военных людей, россиян и сибирских подданных языческих народов». Флот этот будет защищать Россию не от Китая или Японии – от Европы: «Против коей силы не могут прочие европейские державы поставить войска ни севером, ни югом… Таким образом, путь и надежда чужим пресечется».

В 1778 году Кук дошёл до Чукотки и Аляски. На Алеутах перерисовал у русских промышленников карту Беринга.

Лаперуз в 1787 году гостил на Камчатке у командира здешнего гарнизона прапорщика Хабарова.

Вовсе не случайно на рубеже XVII и XVIII веков Дальний Восток посетили знаковые персонажи западной литературы – Робинзон Крузо, побывавший в Китае и Забайкалье, и Лемюэль Гулливер, достигший Японии, которая в ту пору казалась европейцу не менее фантастической, нежели Глаббдобдриб или Лапута, и поэтому единственная из реально существующих стран перечислялась в этом сказочном ряду (вот и наш Гончаров назвал Японию «тридесятым государством»).

«Они приходят туда со скромною целью исследования… но вместе с тем, в случае благоприятных условий для плавания в этих местах, имеют заднюю мысль водворить там своё владычество», – писал о восточных походах француза Лаперуза и британца Броутона адмирал Невельской.

В XIX веке исследования перешли в передел. Шла глобализация – слова ещё не было, а понятие уже было. «Девятнадцатый век есть век окончательнаго раздела земной суши между большими народностями. Кто сделает в этот век ошибку, тот не поправит её потом долго и будет страдать от того», – писал Венюков. В работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» Ленин цитирует французского историка Эдуара Дрио: «Все свободные места на Земле, за исключением Китая, заняты державами Европы и Северной Америки… Приходится торопиться: нации, не обеспечившие себя, рискуют никогда не получить своей части и не принять участия в той гигантской эксплуатации Земли, которая будет одним из существеннейших фактов следующего (т. е. ХХ) века».

Европейские державы ринулись к Тихому. На кону стояли очертания политической карты мира на века вперёд.

Англичане, чтобы подчинить Китай, придумали гениальную, как им, должно быть, казалось, идею: «опиумные войны». Порты Китая стали европейскими колониями и плацдармами: Гонконг – английским, Макао – португальским, Циндао – немецким. Англия окопалась на Индостане и в Сингапуре, Франция – в Индокитае…

Не стань Приморье российским, оно рисковало стать не китайским, но английским, французским или американским. Чтобы не отставать от Европы и защитить от неё восточные рубежи, Россия вспомнила о потерянном Приамурье.

О глобализации середины XIX века – «Фрегат “Паллада”» Гончарова, который отправился в поход 1852–1855 годов как секретарь адмирала Путятина. Главной задачей Путятина было завязать связи с Японией, тогда сверхзакрытой и непонятной. С той же целью в Японию отправился американский коммодор Перри.

Одновременно решались другие задачи: выяснялись очертания берегов, изучалось население, просчитывались варианты войн и приобретений…

Пытаясь понять психологию «крайневосточных» народов, Гончаров многое сообщает о представлениях своих современников. Сам европеец, он смотрит на Японию едва ли не конкистадорски: «“А что, если б у японцев взять Нагасаки?” – сказал я вслух, увлечённый мечтами… “Они пользоваться не умеют”, – продолжал я». Японцев он сравнивает с детьми, американцев и русских – со старшими, которые должны «влить в жилы Японии те здоровые соки, которые она самоубийственно выпустила… из своего тела и одряхлела в бессилии и мраке жалкого детства». Гончаров допускал насильственный характер такого вливания: «Надо поступить по-английски, то есть пойти, например, в японские порты, выйти без спросу на берег, и когда станут не пускать, начать драку, потом самим же пожаловаться на оскорбление и начать войну»; ни слова о морали или международном праве. «Если падёт их система, они быстро очеловечатся», – писал Гончаров о японцах. Отметим это «очеловечатся»: народы, не ставшие на единственно верный с точки зрения европейца путь, выводятся за рамки человечества. О корейцах Гончаров пишет: они должны сделать «неизбежный шаг к сближению с европейцами и к перевоспитанию себя». Перевоспитываться должны все, кроме самих европейцев; азиаты для них – не совсем люди, не субъекты истории. Раз Азия спит, Европе до́лжно вмешаться – для блага самой же Азии.

Европа выступала в роли насильника. Торговля, которой она добивалась, походила на грабёж. Перед глазами японцев был пример Китая, где Англия с 1840-х вела «опиумные войны», добиваясь свободного ввоза наркотиков, которые она производила в Индии, в Поднебесную – в обмен на китайский чай, шёлк, фарфор… Это была, говоря сегодняшним языком, наркоторговля под крышей государства, «подсадка» целой нации на наркотики, эскиз современного мирового наркотрафика.

Открытие китайских портов для Англии привело к восстанию тайпинов 1850–1864 годов против иностранного влияния. Подавлять его китайским властям помогали Англия, Америка, Франция. Меньше чем через полвека вспыхнет антизападное Боксёрское восстание, которое снова будет подавлять Европа, включая и Россию.

По поводу «опиумных войн» и вообще британской восточной политики Гончаров высказывается резко: «Они не признают эти народы за людей, а за какой-то рабочий скот… На их же счёт обогащаются, отравляют их, да ещё и презирают свои жертвы!» О британцах: «Бесстыдство этого скотолюбивого народа доходит до какого-то героизма, чуть дело коснётся до сбыта товара, какой бы он ни был, хоть яд!» Венюков называл то, что делала Англия в Китае, «историей грабежей на широкую ногу». «Вся английская нация, с правительством во главе, не церемонится нарушать самые общепринятые правила нравственности, чести и даже положительного закона, если ей это выгодно», – писал он [10] А преемник Венюкова в деле исследования Приморья В.К. Арсеньев в 1926 г. писал в объяснительной для ОГПУ по поводу поданных на него доносов, в частности следующее: «Англичане великие мастера создавать коалиции… Из газет “Известия ВЦИК”, “Правда”, “Тихоокеанская звезда” видно, что и теперь англичане собирают коалицию против СССР… Это дельный народ. Но хорошего нам ждать от них нечего. Интервенция эта будет окончательной гибелью нашего государства – разделом, и мы все русские сойдём в положение туземцев, ещё на более низкую ступень, чем индусы». . Неудивительно, что Япония всячески старалась закрыться от мира. Это была безнадёжная попытка сохранить суверенитет; примерно так же сегодня сопротивляется КНДР с её чучхе – идеологией «опоры на собственные силы».