Nik Rasov - Секретики

Однажды по нашей улице прогрохотал самосвал, развернулся, сдал задом и высыпал рядом с моей калиткой кучу песка.

Песок был морской. Серого цвета, немного влажный и его было приятно трогать, брать в горсть и пересыпать между пальцев. В нём попадались маленькие, круглые створки раковин и ещё крохотные, похожие на рожки единорогов, ракушки.

И я ещё, главное, сказал, что вот, мол, купил себе песок.

И тут же у меня появился новый друг, который сказал, что обязательно завернёт вечерком к моему дому и наберёт немножечко песка.

Для котика.

А никаких-таких наполнителей для котиковых туалетов тогда ещё не было, и что мне в конце концов жалко если вдруг кто-то возьмёт немного песка для этого дела? И, конечно, я сказал – да-да, заходи и забыл и думать об этом.

Потом прошло некоторое время и принялся нервничать Собака.

Все владельцы котиков в радиусе 16-ти вёрст от моего дома прознали, что есть на свете такое вот счастье – большая куча песка. И она лежит себе просто так, впустую, занимая место на и без того перенаселённой планете.

И Собака стал смотреть через сетчатый забор, как всякие типы подходят и сыпят этот морской песок в свои пакетики. Вместе со створками раковин и рожками маленьких единорогов.

А потом Собака как-то прознал, что вся эта свистопляска из-за котиков.

А у Собаки насчёт котиков имеется особое мнение. Если о собаках он, Собака, знает, что все они раньше были ангелочками, имели крылья и поселились в этом мире лишь из-за того, что должен же быть кто-то рядом с человеком приличнее него и время от времени служить ему примером, то котики, по мнению Собаки, проскользнули в мир, когда кто-то неплотно притворил дверь в Аду. А может он их специально выпустил.

Сатана-то.

И вот Собака начал нервничать, и я, глядя на него, тоже.

Да ещё вдобавок вспомнил, что русские же люди. Те самые – запустившие сына своего народа в космические дали и взявшие пару раз Берлин. И они не так давно вообще являлись советским народом и имели общую социально-классовую структуру и мировоззрение.

И если задуматься, то они не только кучу песка, они вообще одну шестую часть суши могут легко растащить при случае.

Потому как нет ничего в этом мире невозможного для нас, русских.

А друзья Собаки тоже не зевали.

Каждая, извиняюсь, собака не могла спокойно пройти мимо кучи.

Нет.

Ей непременно нужно было сесть на неё и нагадить. Да ещё затем встать и, начать разбрасывать песок задними лапами так, чтобы он летел как можно дальше и посыпал тротуарную дорожку и проезжую часть.

А ежели эта тварь была с хозяином, то тот стоял рядом, ослабив поводок, и умильно так – у ты моя собаська! – пялился как она удобряет мой песок, которому это, кстати, вовсе и ни к чему.

А потом один господин явился за партией песочка посреди ночи.

Может, он днём стеснялся, или при солнце его совесть мучила, а при луне это проходило. Не знаю. А, может, он думал, что раз у меня есть Собака, то где-нибудь и ружьё наверняка припрятано.

Собака, ясное дело, его учуял и поднял хай. А мимо, по газовой трубе, навстречу друг другу шли как раз два кота. Они оба так засмотрелись на Собаку, что не заметили, как столкнулись мордами. И они тут же обо всём забыли и принялись орать дурными голосами, боясь начать драку, но отступать так просто не желая.

Я уже спал, но проснулся и понял, что надо с этой истерикой что-то делать.

Включил на улице свет и вышел во двор.

Совестливый гражданин убежал, а Собака кричал:

– Открой калитку, спусти меня, Алексеич! В ляжку вцеплю-у-у-сь!!!

Первым делом я кинул в кота камнем.

Обычно, если я кидаю во что-нибудь камень, то я попадаю, куда хотел. Так у меня само-собой выходит. А по котам я кидаю так: выбираю камешек помельче, или вовсе комок земли, и кидаю его, чтобы промахнуться метра на два.

Я и в этот раз так сделал.

Но у одного котяры вдруг сдали нервы и он побежал. Чтобы аккурат с этим камнем встретиться. Это, получается, я нечаянно взял упреждение по цели.

Никакого урона камень коту не нанёс, но он тут стал орать на весь район:

– Здесь не любят котов, здесь не любят котов!

А все окрестные собаки, конечно, тоже проснулись и пошли лаять на все лады, не понимая в чём дело, но вторя моему Собаке, да ещё слыша все эти кошачьи вопли.

В Париже, той ночью когда там резали гугенотов, было, небось, не в пример тише и благолепней.

Тут я сказал:

– Заткнитесь. Мне рано на работу вставать.

Ну, Собака угомонился, а вскоре и все остальные.

А утром я пошёл на работу только затем, чтобы написать заявление за свой счёт. Дома я сколотил во дворе короб из досок и за день весь песок с улицы перенёс в него.

А потом я сидел, пил холодное пиво, а Собака лежал рядом, косил глазом и выпрашивал арахис.

И жизнь как-то поспокойней, я вам скажу, дальше пошла.

Иной раз появлялся какой-нибудь одинокий котиковладелец. Смотрел непонимающим взглядом на то место, где совсем недавно была куча песка, а потом осторожно заглядывал ко мне во двор.

Там он видел Собаку, который ничего такого не делал, а просто широко разок-другой зевал, смотрел в сторону и думал: ну, давай, брат – перекинь ногу через забор!

Но человек ни руку, ни ногу через забор не совал, а просто уходил. У него, наверное, тоже было какое-нибудь особое мнение по поводу собак.

Может даже предвзятое.

К процессу рыбной ловли я как-то равнодушен.

Нет, я, конечно, понимаю вот это вот всё – общение с природой, созерцание пейзажей…

Я и сам не прочь пропустить рюмочку на свежем воздухе! Но, позвольте, зачем мне ещё тащить с собой спиннинг?

А тут моего мнения никто не спрашивал.

К моему дяде приехал в гости его двоюродный брат. Тоже получается какой-то мой родственник. Они решили отправиться на рыбалку и на семейном совете меня назначили водителем и прислугой для мелких поручений.

Выехали до рассвета и направились к сказочному озеру, путь к которому знал только мой дядя. Я рулил, а он говорил мне, в какую сторону.

Мы оставили асфальт и стали плутать по грунтовым дорогам.

– Уже близко, – сказал дядя.

Тут как раз показался краешек солнышка и мы увидели, как далеко впереди заблестела и заискрилась в лучиках света обширная водная гладь.

– Вот оно, – сказал дядя и толкнул своего двоюродного брата локтём в бок. – Ты такого озера отродясь не видел!

Мы приблизились и озеро стало меняться на глазах. Когда я подвёл наш старенький «Москвич» вплотную, нам открылось огромное капустное поле, обильно политое водой.

По воде прыгали солнечные блики, а со всех сторон приветливо выглядывали тугие, колхозные кочаны.