Андрей Павлов - Истории невыдуманных фантазий

Придет пора, и золотым дождем

Осыпет Петербург торжественная осень.

И каждый будет думать о своем,

И мы друг друга ни о чем не спросим.

И сфинксы над Невой, от холода дрожа,

Накинут на плечи тепло лучей под утро,

И ветер яблоню, к земле прижав,

Разденет сильною рукой ее, беспутный…

Каждому из наших героев посчастливилось жить в свое время и наслаждаться этим временем…

*Медленно… Медленно… С ужасным скрежетом

Едет телега по неровной дороге…

Холодно… Холодно… Как ни старайся,

Все равно замерзают озябшие ноги…

Это поздняя осень, грязь ужасная…

От нее не уйти, никуда не скрыться…

Это осень в Питере, сером и небесноблизком:

Это осень – в нашей Великой Столице…

Вернее, не в столице, а на самой окраине.

Там, где нет места революциям и злословиям…

Там, где дети вместе играют в салочки…

Независимо от родительских сословий!

И ничем не согреть ни душу, ни тело,

Хоть камин разожги, хоть выпей портвейна!

Безысходность одна над Невой пролетела…

Остается укутаться в шинель трофейную…

Петр Гнездов еще сильнее укутался в шинель с отложным воротником и хлястиком на двух пуговицах. До Осиновой Рощи оставалось верст пятьдесят…

«Как бы не оторвались… А то будет позору: приехал гвардеец с оторванной фурнитурой!»

Подложив под голову совсем недавно введенный в гвардейский обиход ранец из телячьей кожи с небогатыми армейскими пожитками, старый солдат очень быстро уснул…

Перейдя перекресток на светофоре через дорогу, Андрей углубился в лес. Он не был здесь почти десять лет и очень удивился тому, как все изменилось… Тогда это была малопроходимая чаща, в основании ее лежала еле заметная тропинка, по бокам которой валялись срубленные людьми или сваленные непогодой стволы вековых дубов, сосен, лиственниц и берез, сплошь и рядом покрытые опятами! А сейчас… Сейчас это была тропа шириной метра два, повсеместно засыпанная следами современного человечества: пробки, банки, пакеты, бутылки…

«Как же так?! Что за люди?! Я отдохну, а после меня – хоть потоп!? Ты же тут живешь! Здесь гуляют твои дети, может быть, родители… Этим местом природа еще может дарить человечеству добро: свою красоту, свежий воздух, пение птиц… Но с таким отношением еще 10—15 лет – и все…»

Андрей шел по лесу, и эти мысли не давали ему покоя… До Креста оставалось совсем чуть-чуть…

Вид на место, где была усадьба Левашовых

в Осиновой Роще. 2020 год

«Ну хотя бы здесь не загадили», – подумал Андрей, когда приблизился к тому месту, где раньше, судя по старым картам и преданию, была церковь. Даже стало лучше, светлее… Было позднее осеннее утро, солнце еще не успело пустить свои лучи сквозь ветви деревьев, но уже осветило через горизонт местный лес… Место, где стоял Крест, расчистили, поставили рядом лавки, чтобы каждый мог присесть, отдохнуть, подышать этим воздухом, послушать себя или пение птиц, посмотреть, как местные белки шустро таскают еду из любовно сделанных кормушек…

Так случилось, что Андрей не был крещеным. Верующим, в принятом смысле этого слова, он тоже себя не считал, но всегда с терпимостью относился к тем, кто верил в Бога, их традициям. А сам верил в себя, родных, друзей… Были бы у него враги, верил бы и в них, но вот незадача – не было их у него!

Поэтому, подойдя к Кресту, он не стал заходить внутрь расчищенной площадки, а усевшись на самой дальней лавке, спиной к Кресту, начал приводить металлоискатель в рабочее состояние…

– Ну что же, Петр Гнездов! Давайте знакомиться.

На Петра смотрел этакий молодой франт, не более тридцати лет отроду, с вьющимися волосами и прической похожий на молодого Лермонтова, острым взглядом, тонкими, лихо закрученными усиками и такими же тонкими пальцами рук. В этом двадцатисемилетнем молодом господине было трудно признать мирового посредника по крестьянским делам по Санкт-Петербургскому уезду.

– Рекомендательное письмо от Сергея Алексеевича я прочитал и рад, что ко мне попал такой опытный солдат, как Вы. А почему Вы такой бледный? Вы не больны? – с тревогой в голосе произнес Левашов.

– Никак нет, Ваше высокоблагородие! – немного заикаясь, ответил Гнездов.

– Тогда в чем дело? – удивленно и немного рассержено спросил собеседник.

– Видите ли… – неуверенно начал речь Петр. – За столько лет службы за Веру, Царя и Отечество ко мне на «вы» никто из командиров не обращался… Вот я и смутился…

– Ах вот в чем дело! – повеселел Владимир Васильевич. – Привыкайте, Петр… Как Вас по отчеству?

– Зачем это? – еще больше смутился старый солдат.

– А за тем, что по имени называют, по отчеству величают! Вам будет доверено руководство охраной моего поместья и всех его жителей, а такое доверие не может быть без уважения. Ну, так как Вас по отчеству?

– Макарович, Ваше высокоблагородие. Петр Макарович Гнездов.

– Вот и хорошо, Петр Макарович. Теперь все здесь будут так к Вам обращаться, привыкайте! – и он весело засмеялся.

Гнездов почувствовал облегчение и даже посмел себе позволить улыбнуться в ответ, что никогда не позволял себе все эти годы.

– Теперь обо мне, – продолжил беседу Левашов. – Граф Левашов Владимир Васильевич, 30 ноября 1834 года рождения. Окончил Пажеский корпус и Михайловское артиллерийское училище по первому разряду и в дальнейшем определен корнетом на службу в лейб-гвардейский гусарский полк. Позже переведен в конноартиллерийскую легкую батарею, был адъютантом Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Николаевича. В 1856 году был командирован в Париж для составления императору Наполеону III орудия, а по возвращению назначен членом Комитета об улучшении штуцеров и ружей. В настоящее же время занимаюсь сугубо мирным делом – служу мировым посредником по крестьянским делам по Санкт-Петербургскому уезду.

Что характерно: вся беседа происходила в рабочем кабинете графа, причем и его хозяин, и гость ни разу не присели, лишь старший по положению неспешно прохаживался вдоль письменного стола.

– Теперь семья, – продолжил Левашов. – Моя супруга, Ольга Викторовна, графиня, фрейлина двора, старшая дочь министра юстиции графа Панина. В браке у нас родилась дочка Машенька, которой чуть более двух лет. На этом пока все, но, даст Бог, будут еще потомки. С остальными родственниками не вижу смысла знакомить, ибо они нечасто у нас бывают и Вы навряд ли с ними близко пересечетесь. Если будет необходимость – представлю. С прислугой Вас познакомит мой управляющий, Федор Этьенович Грозье, личность уникальная в плане того, что является сыном плененного французского офицера времен Отечественной войны и дальним родственником Жана-Баптиста-Габриеля-Александра Грозье – французского иезуита и историка. Человек достаточно образованный и уважаемый как среди прислуги, так и в семье. Очень хотелось бы, чтобы и Вы, Петр Макарович, стали своим в этом доме. На этом не могу Вас более задерживать. Ступайте вниз, я предупредил Федора Этьеновича, он Вас разместит и введет в курс нашего распорядка жизни. А об особенностях Вашей службы поговорим завтра. Отдыхайте.