Евгения Витушко - Навий корень

– Я было подумала, что она задремала под мою болтовню, – рассказывала между всхлипами тетя Аня. – Ну, знаешь, со стариками такое бывает… Хотела уйти тихонько, чтобы не будить, но решила перед уходом хоть пледом ее укрыть, чтобы не замерзла. Подошла, накрыла, а она… уже и не дышит…

Новый всхлип прервал ее речь.

– Я, конечно же, первым делом в «скорую» позвонила. Хотела тебе звонить, но у меня твоего номера нет, а ее телефон не нашла. Когда приехала «скорая», врачи констатировали остановку сердца, сами с полицией связались, сами машину вызвали… А там уж и ты позвонил. Вот я и упросила их подождать.

Егор молча слушал, ощущая, что любое сказанное им сейчас слово будет звучать неуместно и глупо. Впору было бы и самому разреветься вслед за тетей Аней, но слез не было. Вообще не было ничего – лишь огромная пустота внутри. Словно выдернули стержень, словно черная дыра возникла где-то под ребрами, на уровне сердца. А иначе откуда еще может быть эта странная боль и ощущение бесконечного холода в груди?

– Ты, Егорушка, не волнуйся, – неожиданно твердо проговорила тетя Аня, взяв себя в руки. – Всем, что нужно для похорон, я займусь. Мы ведь были с Надеждой подругами столько лет, да и опыт по этой части имеется, сам знаешь, – в ее голосе послышался вздох. – Я ведь уже семь лет, как вдова. А родители твои… Сам уж как-нибудь им скажешь, ладно?

Похороны! Отчего-то это слово в связи с БабНадей звучало как-то совершенно дико и неуместно.

Нет… Невозможно. Этого просто не может быть!

– Теть Аня, спасибо за помощь, – стараясь, чтобы голос звучал спокойно, тихо сказал он. – Но прямо сейчас я бы очень хотел побыть один.

– Да-да, конечно! – спохватившись, соседка заторопилась к выходу.

Уже в дверях снова обернулась.

– Ты, Егор, если что, обращайся ко мне. Ладно? Мы же не чужие, все-таки.

– Да… конечно. Спасибо, – механически кивнул Егор.

И выдохнул, лишь когда дверь за ней с тихим щелчком закрылась.

Вот теперь уютная и знакомая с детства квартира неожиданно стала казаться пустой и огромной. И странно чужой. Словно воздух лишился вдруг важного компонента, без которого стало немыслимо больно и трудно дышать. Вроде и дышишь, вдох-выдох, вдох-выдох, но при этом каждый вздох – через муку…

Он не знал, как долго стоял вот так, в коридоре, в безуспешной попытке охватить оцепеневшим разумом произошедшее. Разве так может быть?! Раз – и нет человека? Словно вычеркнули из списка резким росчерком карандаша?…

Спустя некоторое время в горле окончательно пересохло. Как сомнамбула, Егор машинально двинулся на кухню и, войдя, застыл на пороге.

На столе, на широком блюде с ромашками, собранные в кокетливую пирамидку все еще лежали пышные румяные пирожки, испеченные БабНадей. И записка. Та самая – с фотографии.

«Мы ждем тебя дома!..»

Ощутив, как предательски начинает трястись подбородок, Егор схватил графин, чтоб налить воды в стакан, но тотчас поставил на место. Руки тоже тряслись.

Не порядок! Возьми себя в руки, ты же мужик…

Только вот быть мужиком сейчас категорически не хотелось. Вместо этого хотелось сжаться в комок и скулить – громко и жалобно, как потерянный на улице пес.

Так и не выпив воды, Егор снова вышел из кухни и, не глядя, побрел вглубь квартиры, очнувшись, лишь когда пальцы машинально сомкнулись на ручке двери, ведущей в комнату БабНади. Еще несколько секунд внутренней борьбы, ручка повернулась, и негромкий щелчок замка впустил его в тихую осиротевшую спальню.

Последний раз он здесь был, кажется, пару дней назад – заходил за забытыми на столике очками по просьбе БабНади. Тут все было, как обычно. Старая крепкая кровать с мягким матрасом – сколько ночей он провел здесь в детстве, засыпая под бабушкины сказки! – полки с любимыми книгами БабНади, трюмо с разноцветными баночками и флакончиками, небольшой иконостас в углу. Стопка книг на тумбочке под иконостасом чуть покосилась, словно кто-то недавно вытаскивал что-то из середины. Впрочем, не удивительно – БабНадя всегда начинала и заканчивала свой день молитвой. Да-да, именно так – всегда! Мать рассказывала как-то Егору, что его отец, зять Надежды Сергеевны, поначалу очень сильно недоумевал – как это его теща, уважаемый профессор кафедры культурологии, при всей своей рациональности может быть такой верующей женщиной? А она вот могла. В БабНаде удивительным образом сочетались глубокая набожность и живость характера, вера в сверхъестественное и здравый смысл. В конце концов, по словам матери, убедившись, что никто его в церковь насильно тащить не собирается, отец Егора успокоился и пришел к выводу, что у тещи это что-то вроде профессиональной деформации. Невозможно, видимо, годами изучать всевозможные культуры и религии и в итоге не углубиться ни в одну из них.

Егор рассеянно усмехнулся, вспоминая все это. Потом аккуратно поправил неровную стопку, бережно касаясь пальцами потертых книжных корешков. Помнится, раньше БабНадя и его пыталась научить молиться, но Егор, выучив только «Отче Наш» и еще пару недлинных молитв, решил, что с него достаточно.

Тихо вздохнув, он еще раз медленно прошелся по комнате и присел на кровать, машинально скользя взглядом по стенам уютной спальни.

Фотографии… Много. Разных. Все в красивых рамках – одни в фигурных пластиковых, другие в резных деревянных. Фотографии занимали почти целую стену, и на всех были только они четверо – БабНадя, родители и сам Егор. Самый старый снимок был примерно двадцатилетней давности, его ровесник, более ранних фото не было ни одного. Егор помнил, как однажды спросил БабНадю, почему она так любит снимки именно этого периода, на что та с улыбкой ответила:

– Потому что на них – все самое драгоценное для меня.

Сердце снова болезненно сжалось в груди…

Взгляд упал на трюмо, зацепившись за белый прямоугольник, выделяющийся на темной полировке столика. Конверт? Да, похоже, простой почтовый конверт без адреса. Интересно, кому БабНадя решила написать бумажное письмо? Он ведь знал, что высоко она ценит преимущества электронной почты… то есть, ценила.

Егор медленно взял конверт, тот еще не был заклеен, и аккуратно достал сложенный вдвое листок.

«Дорогой Егор!»

На мгновение сердце сбилось с ритма, и дыхание перехватило. Письмо – ему?! Егор впился взглядом в ажурные черные строчки, не веря своим глазам.

«Дорогой Егор!

Если ты читаешь эти строки, значит, я уже умерла. Да, прости, милый, мое время подходит к концу, я это знаю. Очень жаль оставлять тебя одного, но… рано или поздно все заканчивается.

Знаю, ты непременно найдешь это письмо. Оно – моя последняя просьба к тебе, дорогой внук. Пожалуйста, не откажи в помощи».