Иван Шмелев - История села Мотовилово. Тетрадь 11. 1927–1928 гг.

Отделавшись от должности уполномоченного, Василий Ефимович еще глубже окунулся в своё хозяйство. Он решил обзавестись второй веялкой так это дело и выгодно и удобно. Взяв с собой Вань, они съездили в Арзамас и оттуда привезли на телеге новенькую веялку, которых в хозяйстве Савельевых стало две. Управившись с сенокосом за неделю, с Казанской, мотовиловцы приступили к жнитву. Савельевы с серпами в руках, дружно налегли на широченный загон, млея под палящим солнцем, обливаясь потом заканчивали жнитво.

– Вот это жарища! Уши палит! – вытирая пот со лба рукавом рубахи, томно проговорил Василий Ефимович.

– В жнитво почти всегда так! – с улыбкой на лице отозвался Иван Федотов, жавший со своей семьей по соседству от Савельевых, – у меня рубаху-то хоть выжимай, пот так и льёт, – добавил он.

– Беспрестанно пьёшь, а вода то потом выходит! – вступила в разговор Дарья.

– Мы восейка траву в болоте косили, день тоже был жаркий как нынче, так трава за один уповод сохла, – перевёл разговор на тему прошедшего сенокоса Иван.

– Да, скоро Ильин день и лето на убыль пойдёт, – заметил Василий.

– А всё же дело бают, что в заготовленном сене до ильина дня, пуд мёду, а после пуд навоза, – полушутливым тоном добавил Иван, – я это сам на себе испытал. В позапрошлом году, мне вовремя то не довелось сенокосничать, так я после Ильина дня два воза накосил, и сено то было не то! – сокрушенно дополнил Иван.

От изнурительной жары и надоедливой жажды, люди совсем изнемогая, частенько поглядывают на застрявшее в небесной вышине солнышко, млея размышляют; скоро ли оно с полдён склонится.

Василий Ефимович, подойдя к телеге и вытащив из-под влажной накошенной еще утром травы бочонок с квасом, припал к нему, стал впивать в себя прохладный ядрёный квас. Напившись он сподсосью втянул в себя капельки с усов, обтёр усы и рот подолом сатиновой рубахи, с которой он не расставался ни в сенокос, но в жнитво; не снимал её с себя боясь сожечь тело.

– А как бы дождя не было! Грыжа у меня что то ноет! – нарочно громко провозгласил Василий, чтобы услахал Иван.

– Дождик не дубина, а мы не глина, на размоет! – шутливо отозвался Иван.

– Дождь намочит, а солнышко высушит! – высказалась и Дарья.

– Только бы граду не было, а то рожь может выбить; она вон как созрела, – с опаской сказала Любовь Михайловна.

– Не дай бог! – отозвалась Дарья.

– Эх, восей, бают в городе и крупный град был! Отдельные градины с крупное яйцо были, – с тревогой в голосе вступился в разговор Фёдор Крестьянинов, жавший неподалёку.

Засиневшая в стороне неба туча и грозно громыхающий гром прошёл стороной, на задев поля где жали Савельевы, Федотовы и Крестьниновы. Через два дня жнитво было закончено и люди приступили к свозке снопов.

Отец, подавая Ваньке снопы, бросает их в телегу, а Ванька торопливо тормошась по телеге укладывает их рядами. Когда воз почти готов и в него уложено более двухсот снопов, отец заходит на другую сторону воза и найдя неправильность в укладке воза, с бранью обрушивается на Ваньку: – У тебя, что косы глаза-то! Не видишь, что воз-то наложил на тот бок! Вот двинуть подавалками по боку, будешь в перед знать! – грозно обещает отец за недогляд. Ванька виновато молчит, он старается сдержать себя, чтоб не промолвить ни слова в своё оправдание, ибо любое слово может вконец разозлить отца и тогда его угроза превратиться в явь. Укладка воза закончена, снопы на возу пригнетёны, воз увязан. Поехали! Почти всю дорогу, шедший сзади воза, Ванька потаённо шепчет молитву и желает, чтобы всё обошлось благополучно, чтобы воз не свалился в дороге.

– Ну-ка, иди проведи лошадь под узцы, чтобы правые колёса по глубине колеи проехали, а я с боку упрусь, толкну – воз то справлю. Только гляди, вон на ту кочку не наедь, тогда воз неминуемо свалится.

Ванька с тревогой на сердце и с молитвой в душе берёт Серого под узцы и весь напрыжившись от волнения ведёт лошадь там, где указал отец. Всё прошло благополучно, колёса телеги проехали по глубокой колее; с боку, упёршись в колючие головы снопов, отец несколько исправил кособочесть воза. Дорога пошла под гору, колёса весело перестукиваются, Ванька снова идёт сзади воза у него легко на душе.

Ярмонка в Нижнем

Не успели Савельевы разделаться с жнитвом и возкой снопов из поля, как Саньке вздумалось побывать на Нижегородской ярмарке. Не смотря на деловую пору и занятость семьи за уборкой хлебов в поле, он ежедневно настраивался на то, чтобы улизнуть в Нижний, благо деньжонок он подкопил своих, заработав их в неурочное время, работая на станке, разрешенную отцом в счёт «собины».

Гуляя по обширной ярмарке в Нижнем Новгороде, Санька всего насмотрелся вдоволь. Его поразило изобилие разнообразного товара: «На ярмарке всякой всячины глазами не окинешь! Тут разве не сыщешь только птичьего молока, а то всё есть!». На Нижегородскую ярмарку, которая обычно бывает в августе месяце, купцы съезжались со всего мира. Торг идёт убойный, деловой, насыщенный. Ярмарка изобилует ни только товаром, а разнообразием людских развлечений: тут русская душа и сыта и насыщена забавами веселья и наслаждения.

Пробыв на ярмарке два дня, Санька накупив кое-каких съестных подарков для семьи, не забыл и о своей невесте Наташке; он для её купил именную брошку.

Приехав домой, за столом во время обеда, Санька увлечённо рассказывал о Нижнем Новгороде и о всём виденным им ярмонке. Семья лакомшись гостинцами, привезёнными Санькой, с большим интересом слушала его рассказы и все дивились изобилием товаров продаваемых на ярмонке. Развеселённый рассказом, отец не счёл нужным поругать Саньку за те книжки, которые он привёз из Нижнего. Обычно же Саньке от отца попадало и за покупку и за их чтение:

– И не надоест тебе торчать за этими проклятыми книжками! Как я их не люблю! И что в них толку! Они, ведь, не поят, не кормят! Их стоит только выбросить или в печке сжечь, и то больше пользы от них будет! – негодуя, злобно ворчал он, иногда норовя ударить Саньку. Но за последнее время, отец стал от этого сдерживаться, чувствуя возмужалость Саньки.

Вечером этого дня Санька едва дождался когда стемнеет, когда поразбредшись по затемнённым местам, подальше от любопытных людских глаз, влюблённые парочки, как и он с Наташкой, могут скрытно творить свои таинственные, дарственные природой дела, прикрываемые очаровательной и волшебной ночью. Летний вечерок и ноченька – стихия для любви. Санька и Наташка взаимно полюбили друг друга и как говорится взаимно втрескались друг в друга по самые ушеньки.