Пенелопа Дуглас - Доверие

– Видишь вон там разрушенный подвесной мост?

Всматриваясь в сторону противоположного берега реки, я обнаруживаю остатки деревянного канатного моста, свисающие со скалистых берегов.

Господи. Мое сердце пропускает удар при виде открывающейся внизу пропасти. Этот мост действительно когда-то функционировал?

Джейк вкладывает ружье мне в руки.

– Целься в него.

Сжимая длинный ствол с прикладом из темной древесины, я отчасти испытываю чувство благодарности. По крайней мере, он не хочет разговаривать.

Мой дядя из этого ружья застрелил оленя?

Я выдыхаю.

Вряд ли. У горца, наверное, целый сейф подобных штук есть.

Замешкавшись на секунду, я наконец-то поднимаю ружье, упираю приклад в плечо, обхватываю одной рукой цевье и кладу палец на курок. Закрываю левый глаз, прицеливаюсь.

– Ладно, – говорит Джейк. – Дыши спокойнее. Патрон уже в патроннике, поэтому просто найди цель и…

Я нажимаю на спусковой крючок, пуля вылетает из ствола. Оглушительное эхо разносится вокруг вместе с облаком каменной пыли, а перекладина моста раскалывается пополам. Обе части болтаются на канатах.

Порыв ветра слегка взъерошивает мои волосы. Опустив ружье, я открываю глаза. Последние отголоски выстрела затихают, умиротворяющий шелест водопада вновь наполняет воздух.

Позади меня Джейк сидит неподвижно. Я возвращаю ему оружие, затем переключаю внимание на пик. В небе парит какая-то большая птица.

Он прочищает горло.

– Что ж… я собирался предложить парням, чтобы они опустошили для тебя несколько пивных бутылок сегодня вечером, но… похоже, практика тебе не требуется. Ты же сказала, что не можешь стрелять.

– Я не могу стрелять в животных. Думала, ты это имел в виду.

Пик огромен. И он так близко. Странное чувство – нечто настолько внушительное напоминает, что ты являешься лишь мизерной частью мира, изобилующего великолепием. Так здорово созерцать и заново познавать это изо дня в день.

Джейк слезает с лошади, и я сдвигаюсь назад на седле, все еще хранящем тепло его тела.

– Я проверю наши охотничьи ловушки, домой вернусь пешком.

Опустив взгляд, смотрю ему в глаза и беру поводья.

– Начни готовить завтрак, – указывает он. – Разумеется, после того как расседлаешь лошадь.

Я непроизвольно прищуриваюсь. Готовить?

Помочь я не против, только почему таким способом?

– Свой вклад я внесу, но на кухне не останусь, – отвечаю, отведя взгляд. Не уверена, что больше напрягает: необходимость готовить или то, куда Джейк меня отправляет.

Пусть девчонка торчит у плиты, раз она не умеет ездить на лошади и стрелять, да?

– Ты знаешь, как ухаживать за огородом?

Уже сообразив, к чему он клонит, я выпрямляюсь.

– Полоть сорняки, поливать, удобрять? – продолжает мужчина. – Аэрировать почву? Сажать культуры? Сумеешь подготовить часть этого урожая для хранения, чтобы потом кормить лошадей и скот зимой?

Я по-прежнему избегаю зрительного контакта.

– Умеешь доить коров? – Он явно наслаждается. – Тренировать лошадей? Пользоваться бензопилой? Сможешь освежевать оленя?

Ага, ладно.

– Законсервировать фрукты и овощи? Водить трактор? Собрать мотоцикл с нуля?

Стискиваю зубы, но не отвечаю.

– Значит, займись завтраком, – усмехается Джейк. – Мы все выполняем свои обязанности, Тирнан. Если хотим есть.

Я выполню свои обязанности и даже больше, однако он мог бы попросить, а не отдавать приказы.

Повернув голову в его сторону, говорю:

– Ты мне не отец, помнишь? Я приехала сюда по собственному желанию и могу уехать, когда захочу.

Вместо того чтобы уйти или проигнорировать меня, Джейк улыбается; в его глазах мелькает озорная искра.

– Возможно, – с издевкой произносит он. – А может, я решу, что время, проведенное здесь, пойдет тебе на пользу, и никуда тебя не отпущу в конечном итоге.

Мой пульс ускоряется.

– По крайней мере, пока не увижу, как ты смеешься, – добавляет Джейк. – Или кричишь, или плачешь, или споришь, или шутишь, используя при этом что-то поинформативнее кивков и односложных ответов.

Уставившись на него, ощущаю, как глаза пылают яростью.

Он вскидывает бровь.

– Может, я решу исполнить последнюю волю твоих родителей и оставлю тебя тут до совершеннолетия.

– Я стану совершеннолетней через десять недель.

– Нас занесет снегом через восемь. – Пятясь, мужчина смеется.

На моих губах зарождается сердитый оскал.

– Пусть бекон подгорит, Тирнан, – инструктирует он, удаляясь. – Мы такой любим.

Я вешаю седло на скамейку в амбаре, и мне плевать, там ему место или нет. Джейк ведь не удержит меня здесь, если я не захочу оставаться?

Независимо от того, действительно ли он намерен так поступить, меня больше пугает то, что у него есть такая возможность. Мне казалось, я приехала сюда в качестве гостьи, а у Джейка даже мысли не возникнет воспользоваться той властью, которую он получил.

Ну, полагаю, мысль все-таки возникла. Может, он думает, что получит от меня плату за жилье.

Или решил, будто я умею хорошо готовить, только потому, что я – женщина? Нет, не умею.

Я выхожу из конюшни, направляюсь к дому, срезаю путь через мастерскую и подхожу к двери, ведущей в кухню.

Качаю головой, думая про себя: «Я не могу вернуться домой» .

И в «Бринмор» возвращаться не хочу. Боже, как только представлю, что придется увидеть всех, кого знаю… Я закрываю глаза. Или снова почувствовать запах того дома .

Мне не хватит духу. Стерильно-белые стены. Необходимость сидеть в переполненных кабинетах среди людей, с которыми я не умею разговаривать.

Живот сводит, и я останавливаюсь, прислоняюсь лбом к чему-то свисающему с потолка мастерской. Обхватив рукой боксерскую грушу, вновь закрываю глаза.

Я не могу вернуться домой .

Крепко сжимая кожу, начинаю медленно осознавать свою новую реальность.

Неважно, откуда я сбегу, куда уеду от людей, которых не желаю видеть, как изменится окружающая обстановка. Я все равно останусь прежней. Той, кто бежит, бросает, прячется…

Выхода нет.

По руке словно растекается жар. Сжав кулак и ударив по груше, я оставляю едва заметный след на кожаной обивке. Делаю это снова и снова, мои жалкие удары набирают силу, потому что у меня в голове полный хаос, я устала и в смятении… И не знаю, что делать, чтобы почувствовать себя лучше.

Втягиваю воздух сквозь сжатые зубы, наконец-то отвожу локоть назад и наношу более ощутимый удар. Цепи скрипят, но груша почти не двигается, ведь я по-прежнему удерживаю ее второй рукой.

« Может, я решу исполнить последнюю волю твоих родителей и оставлю тебя тут до совершеннолетия» .

Я стискиваю челюсти, переполняемая внезапным приливом энергии. Отпустив грушу, отхожу назад и вгоняю в нее правый кулак.