Наталья Суркова - Какие они, пациенты психушки

О том, что он вообще способен повысить на кого-то голос, услышала лишь однажды. Случайно проходила мимо его кабинета. Ох и досталось тогда медсестре: «Ты понимаешь, что они больны и в этом не виноваты? Еще раз на них рявкнешь – уволю к чертовой бабушке».

Несмотря на низкую зарплату, он умудрился собрать в своем отделении нормальный, вполне адекватный обслуживающий персонал. Медсестер, санитарочек.

Как-то пыталась я у одной из санитарок попросить швабру. Скучно лежать в больнице. Хотела хотя бы пол помыть, развлечься. Да и помочь девчонкам-санитаркам хоть чем-то хотелось. Но она мне заявила: «Ты что! Нельзя больным пол мыть. Никакой тебе швабры. Иди в палату, отдыхай». Оказывается, в этой больнице тебя никто не заставляет работать. Мыть полы и туалеты. Санитарочек тут хватает. И зарплату несуществующих работников никто не забирает себе.

Плюс больным полагаются прогулки на свежем воздухе. Конечно, просто так пациентов на улицу никто не отпустит. Разбредутся. Поэтому ворота предварительно закрываются на замок. Вначале выходят две санитарочки, выводят «деток». Действительно, как в детском садике. Гуляют не меньше часа. Потом таким же строем отправляются обратно в корпус.

Иногда мне кажется, что я и выздоравливать начала потихоньку просто потому что моей башке захотелось вернуться обратно. Из странного потустороннего мира в обычный. Где есть вот такие люди, способные ТАК улыбаться. Как Александр Григорьевич. Как моя подруга, которая буквально за шиворот вытащила меня из моих глюков. Теперь я знаю точно: «Если на свете такие люди есть – значит, стоит жить».

Разные. Добродушные и не очень, бесхитростные и себе на уме, молчаливые и болтливые. Такие же, как и обычные люди. Просто каждый из них однажды пережил какой-то стресс. Сосуды в голове (или что-то там еще) не выдержали. Началось воспаление. Как результат – галлюцинации.

Конечно, наследственность тоже играет роль. Только вот, если бы я, к примеру, в свое время спала бы не по 3—4, а по 7—8 часов в сутки… Если бы не произошло в моей жизни очень неприятное событие. То, пожалуй, жила бы по сей день спокойно и не вспоминала бы про эту самую наследственность. А она у меня, к сожалению, есть.

Но мне еще повезло. Смогла выкарабкаться. Если же повреждение в мозгах серьезное, пациент становится похожим на ребенка. Взрослый человек с разумом 4—5 летнего дитятки. При этом словарный запас у него остается прежним. Жутко.

Помню Иринку. Тогда ей было годиков 45. Смешная. Бывшая библиотекарь. Помнит все географические названия: континенты, столицы стран, названия рек, морей. В остальном – ребенок-ребенком. Меня называла «горошком» (халат потому как у меня был в горошек). Подойдет, пальцем по моему халату поводит: «Вот горошек. Еще горошек». Имя мое не помнила. Или не хотела запоминать.

Когда начинался приступ, ходила злая и хмурая. Не подойти. В обычное время дружелюбна и улыбчива. (У меня, кстати, было наоборот. Во время приступов всегда рот до ушей. Радостная бегала. По ночам же плакала).

Старенькая матушка Ирины обязательно раз в неделю в больницу приходила. Передачки приносила. Не забывала дочку.

В психушке эта больная пролежала к тому времени немало – лет 18, по-моему. Выпускали редко. Однажды, во время довольно длительной ремиссии, отправили домой на пару недель. Так эта звезда умудрилась за это время забеременеть и избить мать.

Сделали ей аборт и затолкали обратно в больницу. Отругала я ее за то, что мать обидела (ну, как отругала, построжилась на нее слегка). Ирина начала оправдываться: «А что она дома бардак развела? Я домой зашла – а там грязь».

Объясняю: «Ир, маму обижать нельзя. Она ведь у тебя старенькая. Ходит уже с трудом. (Матушке ее было уже под 80 лет). Сложно ей убираться».

Иринка задумалась. «Думаешь, я неправильно поступила? Я обязательно извинюсь, когда мама на свиданье ко мне придет».

Ребенок. Эта больная женщина в душе ребенок. Обладающий физической силой взрослого человека.

В свое время я и сама себя боялась. Боялась, что в момент приступа натворю что-нибудь страшное. Но об этом расскажу чуть позже.

Еще одна пациентка. Ее я встретила, когда лежала во второй больнице. Постоянно распевала песни. Голос – как колокольчик. Звонкий, чистый, хрустальный. Абсолютно беззлобна. Даже улыбка у нее, как у ребенка.

Лет 25—30 ей тогда было. В больнице лежала лет 5. Первый раз попала туда после родов. Так ее организм среагировал на, видимо, нелегкое для него испытание. Но после первых родов Юля смогла прийти в себя. Вышла из больницы, зажила обычной жизнью. Но они с мужем, к сожалению, решили родить второго. Его не выносила. Потому как полностью сошла с ума. Уже навсегда. Сделали ей аборт, потому как лекарства от шизофрении и вынашивание ребенка – вещи абсолютно не совместимые.

Родные от нее отказались. К ней никто не приходил. Ни мать (которая воспитывает ее ребенка), ни тем более муж. Бывший муж. Она же вот уже лет 5 ходит по больнице со свертком в руках. Полотенце сворачивает в рулон и изображает, что укачивает ребенка. Песни ему поет. Жутко. Страшно. И вылечить уже невозможно. Повреждения в мозгу оказались необратимыми. Кто знает, почему на нее так подействовала беременность. Наследственность? Да, видимо. Но, скорее всего, был и какой-то стресс. После первого приступа ей нужно было лет пять нервы в порядок приводить, а не новые роды планировать. Кто бы знал…

…

В больнице со мной лежала бабушка. Она не понимала уже ничего. Сидела на кровати и постоянно что-то бубнила себе под нос. Однажды я все-таки смогла разобрать, что она твердит: «Дай Бог силы, дай Бог здоровья». Эту фразу она повторяла сутками бесконечное число раз.

На окружающих никак не реагировала. Вообще никак. Ее не было смысла о чем-то спрашивать. Она давно уже ушла куда-то далеко. До нее уже не достучаться. Кто ж тебя так обидел, бабушка, что ты так не хочешь возвращаться в этот мир?

Что поразительно – хотя жила (именно жила, безвылазно) она в психушке довольно долго, всегда была очень опрятной. Вместо платочка на голове носила вафельное полотенце. Которое ежедневно стирала в раковине обычным хозяйственным мылом. Бубня себе под нос одну и ту же фразу, она мылила и мылила ткань, стараясь избавиться от видимых только ей пятен. Вот как можно было в больничных условиях так отстирать полотенце, что оно всегда выглядело белоснежным? Видимо, когда-то она была большой чистюлей.

Страшно. Несмотря на то, что последний приступ у меня самой был очень давно, я боюсь, жутко боюсь однажды навсегда остаться в этом заведении. Превратиться в мычащее, мало что понимающее существо. Как же это страшно…