Валерий МИТ - Камень молчания. Рассказы и присказки разных лет

Но всё это я понял потом.

В тот момент я не понял ничего.

Я смотрел с удивлением на своих спутников, потеряв всякое желание хоть что-то им объяснять.

А они и не ждали от меня объяснений.

В тот момент они не ждали ничего.

Мне показалось, что они на мгновение застыли – Василий Кузьмич, какой-то сгорбившийся, смотрящий куда-то вдаль. Людочка, стоящая ко мне в пол-оборота, глядящая на меня.

Но это быстро прошло, картинка ожила.

Василий Кузьмич встрепенулся и ни слова не говоря, отправился дальше.

Людочка подхватив меня под руку, повела вслед за ним.

Мы дошли до угла дома и Василий Кузьмич, не оглядываясь, свернул направо.

– До свидания, Василий Кузьмич! – крикнула Людочка.

Он молча поднял правую руку. Я промолчал. Мы с Людочкой посмотрели немного ему вслед и отправились дальше.

В гостинице мы не сразу пошли ко мне в номер. На первом этаже работал бар, и мы ненадолго задержались в нём. Выпили шампанского, поговорили, стараясь снять напряжение этого вечера.

Спустя время, нам это удалось.

Почувствовав, что нас больше ничто не сдерживает, поднялись ко мне.

О том, что происходило там, рассказывать нечего, можно лишь добавить, что нам было хорошо, и я ни разу не вспомнил про злополучный балкон.

Утром я проснулся в номере один.

Увидел на прикроватной тумбочке записку: «Было здорово, встретимся в конторе, попробую помочь найти то, что ты ищешь»

Спустя час, я оказался в конторе ЖКХ.

Прошёл в архив и обнаружил там Людочку. Она сосредоточенно перебирала какие-то папки.

Увидев, что я вошёл, подошла ко мне.

– А может быть ну его – этот балкон…, – сказала она.

Придвинулась ближе и…

Произошло невероятное. В один момент мне открылось всё. Как озарение перед моим мысленным взором предстало видение.

Я словно взлетел.

С высоты птичьего полёта мог видеть и чувствовать всё уродство этого города. – Странного места, покрытого многочисленными язвами и гнойниками. Среди них, обнаруженный мной балкон, был далеко не единственной его аномалией. Были и другие – проплешины котлованов, брошенных строек, наполненные грязной водой, спрятанные за кривыми заборами. Покосившиеся опоры линий электропередач. Обшарпанные серые, давно требующие ремонта дома. Скопления странных людей у нескольких винных магазинов. Какой-то полузаброшенный завод с несколькими ржавыми подъёмными кранами. Маленькая речка, бегущая под полуразвалившимся мостом, несущая куда-то на своей поверхности густую рыжую пену. Деревянные сараи, какие-то ветхие избушки на границе видимости.

От несуразностей этого места рябило в глазах.

И я с ужасом понял, что оно действительно было живым.

Жило своей странной, понятной только ему, жизнью. Пыталось воздействовать, диктовало условия. Тянуло в разные стороны щупальца дорог, заманивая к себе путников, мечтая их захватить и подчинить.

Оно было достаточно сильн о , и я чувствовал, что оно желает подчинить себе и меня, старается казаться добрым и привлекательным, а Людочка не что иное, как его инструмент.

Я чувствовал его ментальное воздействие – близость и взволнованное дыхание милой женщины у своего лица.

Я знал, что нужно бежать, но понимал, что бежать в сущности, некуда.

Поднявшись ещё выше, я увидел тысячи таких мест.

Вся планета была покрыта ими.

Они немного отличались друг от друга, но их сущность везде была одна – захватить, подчинить, навязать свою волю, заставить жить по своим правилам.

Это казалось ужасным.

И с этим ничего поделать было нельзя.

– Что балкон? – Полная фигня, когда такое творится, – тихо сказал я.

Людочка поняла меня по-своему – обняла и взглянула в глаза. Я машинально обнял её и поцеловал.

И видение ушло.

Возбуждение снизу вверх жаркой волной пронеслось по моему телу. Ударило в голову, и я чуть было её не потерял.

Но этого не случилось.

Дверь в комнату архива приоткрылась, мы с Людочкой отстранились друг от друга и увидели в дверном проёме Василия Кузьмича.

– О…, вижу дела по поиску проекта, идут полным ходом, – улыбнувшись, сказал он.

Мы промолчали.

– Я, собственно, что зашёл, – добавил он. – Вчера посидели изрядно, лично мне до сих пор немного не по себе. Не желаете, Владимир Михайлович, исключительно для поправки здоровья, по рюмочке коньячка. Вас, Людмила, не приглашаю, время рабочее, должны понимать.

Мы с Людочкой переглянулись, и она еле заметно кивнула головой.

– Не откажусь, – сказал я.

– Вот и славно, – улыбнувшись, ответил он.

И мы пошли.

По дороге в свой кабинет он спросил:

– Вы вообще как, надолго к нам, Володя?

– Командировка заканчивается через три дня, думаю, что эти три дня и пробуду. Остались кое-какие неоконченные дела, – ответил я, думая в основном о Людочке.

– Понимаю, – растягивая гласные, чуть изменившимся голосом, ответил он и ухмыльнулся….

P.S.

Кому-то эта история покажется незаконченной, но дело в том, что она и не имеет конца.

Кузьмич, со своим коньячком будет вечно заманивать к себе подвернувшихся путников. Людочка, тоже будет это делать, но уже другим способом.

А когда не смогут они, появятся другие.

У этой замкнутой среды, чуждого разума, города – называй, как хочешь, где я оказался, было достаточно средств для воздействия. А задача, как я уже говорил, была одна – Поймать, захватить, подчинить.

Лично мне вырваться удалось, но для этого пришлось два раза продлевать командировку, а уехав после её окончания – несколько раз возвращаться назад.

И всё это только для того, чтобы оказаться пойманным в другое время и в другом месте.

Я встретил его случайно. – Он выглядел как обычный человек. Попросил у меня прикурить при входе на автостоянку. Я достал зажигалку, позволил ему это сделать и прикурил сам. Несколько дежурных фраз, несколько плоских шуток и мы познакомились, а познакомившись, разговорились. Постепенно он увлёк меня своими суждениями, и я сам не заметил, как забыл о том, что куда-то спешил. Он же продолжал развивать свою теорию, а я следовал за ним.

… – Всё происходит не сразу, любой процесс происходит постепенно, – говорил он. – Сразу, можно только сломать. Созидание требует времени. Много или мало? – По-разному, но это уже другой вопрос…

Так во всём. А уж в формировании личности и подавно. Мы все рождаемся одинаковыми и одинаково…

Так вот, повторюсь, мы все рождаемся одинаковыми, равными и свободными, чистыми и невинными. Чистыми, как первый снег, как белый лист бумаги. Свободными, как новый компьютер из упаковки, как Робинзон Крузо на своём необитаемом острове. Равными, как осветительные столбы вдоль дороги, как упаковки крупы на полке гипермаркета, как купюры одного достоинства в одном кармане. Но проходит немного времени и первый снег становится серым – тает и исчезает совсем. Белый лист бумаги, заполняется каракулями. На компьютер ставят операционную систему, а к Робинзону Крузо приплывает Пятница и всё – свободе конец. На осветительных столбах перегорают лампочки, некоторые столбы падают. Из отдельных пакетов высыпается часть крупы. Купюры имеют свойство исчезать из карманов и размениваться по мелочам.