Роман Красильников - Приближение. Рассказы

В музей пришла разнарядка: всем быть во время службы патриарха – для массовости. Борис Егорыч, раньше к таким моментам относившийся спокойно (куда только работников культуры не сгоняли!), прошептал упрямо: «Не пойду».

И все-таки он пошел. Он скучал без «Богоматери», пока еще томившейся в запасниках. Ему хотелось взглянуть на обновленный собор, на пастыря, и в глубине души еще теплилась надежда на воскрешение источившейся веры.

В собор он, конечно же, не попал. Там, кроме патриарха и священнослужителей, были губернатор, мэр, их заместители, руководители департаментов и депутаты (среди них – тот самый одноклассник). Это Борис Егорыч увидел на большом экране, к которому подступиться тоже было непросто. Время от времени ряды людей крестились и кланялись: в соборе – патриарху, на площади – экрану.

Вдруг Борис Егорыч заметил Леньку. Он копался в одной из многочисленных колонок, опоясывавших площадь. Смотритель продрался к электрику сквозь толпу и тихонько спросил:

– Привет, Лень, работаешь?

– Привет, Егорыч, – ответил электрик, – как видишь. Колонка барахлит. С меня за это семь шкур спустят. А ты чего здесь? Согнали?

Борис Егорыч утвердительно кивнул.

– Внутрь не пускают? – многозначительно спросил Ленька и, не дождавшись ответа, сказал в ухо: – Хочешь на службу вживую взглянуть?

– А как?

– Я проведу. Да не бойся ты, никто не заметит.

Смотритель не боялся, а сомневался. Но, увидев, что Ленька уже закончил ремонт и направился в боковую дверь собора, поспешил за ним. По дороге электрик дал Борису Егорычу свой чемоданчик с инструментами, и полицейский, стоявший у служебного входа, равнодушно пропустил их.

Оставив инструменты рядом с электрическим щитком, они поднялись на хоры и осторожно выглянули из-за колонн, как мальчишки из засады. Невдалеке стоял охранник, и дальше они не пошли. Отсюда тоже было все неплохо видно.

В глаза сразу бросилась большая люстра-паникадило, украшенная десятками электрических свечей. Фрески были блестящими и яркими, запах свежей краски просачивался сквозь аромат ладана. На месте «Богоматери Умиление» стоял новый высокий иконостас. Ряды икон тоже были блестящими и яркими, но казались ненастоящим, не подходящим собору. Свет и звук в храме не уравновешивались, не застывали и не являли притаившемуся наблюдателю чувство гармонии и совершенства.

Борис Егорыч с замиранием сердца посмотрел на собравшихся внизу людей. Со спины он узнал пастыря, его фигуру, седые волосы. Он услышал его голос, ведущий службу. Голос был красивый, торжественный, но чужой. Патриарх повернулся, и смотритель увидел уже знакомое величие, обращенное к важным чиновникам и камерам. Пастырь-друг ушел в небытие.

Борис Егорыч не мог здесь больше находиться. Он пошел вниз по лестнице, оставив Леньку подглядывать за службой. В одно из окон смотритель увидел людей, молящихся на площади перед экраном.

Борис Егорыч чуть не запнулся за чемоданчик с инструментами и тут обратил внимание на электрический щиток. Не отдавая себе отчета, он открыл дверку и опустил все рубильники, какие мог. И вышел.

Вначале Борис Егорыч подумал, что ничего не произошло. Он шагнул мимо полицейского и попал в толпу, которая продолжала молиться. Но когда смотритель взглянул на другой конец площади, то понял, что сделал свое дело. Экран был пустым. По инерции люди продолжали кланяться и креститься, но через несколько мгновений они один за другим замерли в недоумении.

В здании что-то пришло в движение. Полицейские потянулись к рациям.

Он приехал домой с работы усталый и злой, но, как только увидел свет в окнах своей квартиры, почувствовал себя значительно лучше.

Жена открыла дверь. Она была в мягком джемпере, украшенном бело-рыжим орнаментом, и джинсах, подчеркивавших ее фигуру. Светлые волосы обрамляли ее лицо, и казалось, что сияние пробивалось сквозь них лучистыми струями.

– Как дела, мой хороший?

Он понял, что соскучился за день по ее голосу и обнял ее. Тепло женского тела взволновало его, и он попробовал засунуть руку под джемпер.

– Что ты делаешь? – вскрикнула жена, отстраняясь. – Холодно! Раздевайся, мой руки и марш ужинать.

Он оставил руки поверх ткани, но все равно удержал жену на какое-то время. Он посмотрел в ее глубокие серые глаза и почувствовал себя еще лучше.

Жена ушла на кухню и забренчала там, совершая последние приготовления к ужину. Переодеваясь в домашнее, он уловил запах красной рыбы с картошкой – его любимого блюда. Потекли слюнки.

Зайдя на кухню, он увидел еще и салат под гранатовым соусом, лепешку и бутылку вина с бокалами. Жена умела готовить удивительные вещи – простые, но очень вкусные.

– Ты не сказал, как дела? – напомнила она.

– Теперь могу и рассказать, – улыбнулся он.

За ужином, которым он наслаждался, медленно смакуя кусочек за кусочком, глоток за глотком все, что было ему предложено, он рассказал о сегодняшнем дне. О том, как они начали изготавливать новую микросхему. Ему достался самый сложный участок – финальной проверки контактов. Как всегда бывает с новым изделием, на сборке случались ошибки, и это ужасно раздражало его. Вот почему он пришел таким уставшим и злым.

– А как ты провела день?

– Ты же знаешь, что благодаря тебе у меня уйма свободного времени, – констатировала жена. – Читала книги, делала йогу, смотрела телевизор. Что еще?

– Что за книга? – как бы ненароком бросил он.

– Да не Донцова, нет, – попыталась пошутить она. – Попробовала почитать «Старика и море» Хемингуэя. В школьной программе ведь не было.

– И как?

– Начало тяжеловатое, а потом интересно. Рассказать?

– Да я читал. Но если хочешь, рассказывай. Только коротко.

Жена даже подпрыгнула на стуле от удовольствия и в красках начала пересказывать произведение. Где-то она так увлекалась, что показывала происходящее: как старик ловил рыбу, отбивался от акул. Особенно ей удалась финальная сцена, сочетание усталости и чувства собственного достоинства на лице героя. Он любил эти ее представления и наслаждался тем, как она пыталась донести до него смысл произведения.

Наконец, жена завершила рассказ.

– Браво! – зааплодировал он, запивая вином последний кусок.

Она демонстративно поклонилась и спросила:

– Как рыба?

– Отлично. Ты удивительно готовишь.

– Спасибо, мне приятно, – улыбнулась она и добавила нежно: – Люблю тебя.

– А я тебя, – ответил он.

Они закончили ужин, вместе поставили тарелки и приборы в посудомоечную машину и отправились в комнату, взяв с собой оставшееся вино.

Вечер был чудесный. По совету жены, они завалились на диван и включили «Манхэттен» Вуди Аллена. Фильм был старый, но было в нем что-то настоящее, человеческое. Ошибки героя казались немного наивными, актеры старомодно одевались, но на них было приятно смотреть. История шла вперед только благодаря разговорам, но фильм давал возможность и посмеяться, и задуматься.