Илай Колесников - Ни свет ни заря

Пирог у старушки получился очень вкусным, и родные просидели чуть ли не до обеда, до полдня, за её столом.

Глава 3

Женя, как и Ни свет Ни заря, по приезде в Париж поначалу очень удивился: «Как можно жить здесь, да ещё и напротив Эйфелевой башни, и быть чем-то недовольным?" И правда-поначалу всем кажется так. Но жизнь трудна, она сложна, как узор человеческого днк, начала всех начал, и её столь же сложно правильно выучить. И жизнь, как и человеческий днк, притом очень, очень увертлива, ведь не зря же именно ей выпало право быть началом. А потому, хоть одним кажется, что жизнь в Париже-мята, а другим, что жизнь в Париже-соль, жизнь в Париже на самом деле может быть достаточно вкусным пирогом. В котором, разумеется, используется и соль для выпечки, и мята для украшений. Но дело лишь в том, что нужно пострараться и отыскать такую духовку, в которой пропечется этот пирог. Но, всё же, Женя по приезде в Париж до сих пор не до конца понимал, глядя на затемненные французским снегом лица жителей города, как можно жить здесь и не радоваться.. Впрочем, такое состояние характерно для многих, в том числе, и для людей, которые живут в глубинке, и из глубинки приезжают в Москву, удивляются: как москвичи не замечают такого великолепия? Как москивичи при том могут быть настолько злыми, вечно куда-то торопящимися и чего-то неуспевающими? А между тем, это вполне соответствует мирским законам и, больше того, это может быть так и только так. Ведь сущность человеческого существа-развиваться, и москвичи, видя меж собой столь много всяческих нагромождений, при этом сравнивая их красоту с тем, что в действительности происходит в жизни, как-то постепенно берут и обесценивают красоту. Москвичи забывают, что то, что они здесь-есть великая заслуга если не их самих в прошлом, то точно-их предков. А потому следует выйти из режима постоянного фокуса на чем-то большем, и просто порадоваться жизни и сохранить то, что у тебя есть. Но большинство москвичей к сожалению не ценит всё это. Потому и развалился Советский Союз, что, уж правительство ли, уж его ли граждане или просто обстоятельства в космосе так сложились, что все разом и вместе вдруг перестали продолжать работать над своей идеей. А скорее всего потому, что идея-не фольклор, и её нужно постоянно записывать. Но идея в то время передавалась лишь из рук руки, из уст в уста, как что-то само собой разумеющееся, а потому настоящий посыл идеи мог видеть только Ленин и, пожалуй, остальный члены его партии. Так продолжайте же делать, о дорогие москвичи, и не отступайте от своих прежних дел. Продолжайте строить Москву, а если вам нужно что-то большее-так стройте всё, что находится там, за Москвой, и что действительно следует строить.

Женя по приезде в Париж стал мечтать лишь об одной вещи. О, он и не думал поселяться там. Женя лишь хотел покататься на кораблике по реке-Сене, а после, отправившись в путешествие с Ни свет Ни зарей, обогнув Африку, или, быть может, мыс Горн, вернувшись обратно в Париж, отправиться к себе домой. Он представлял, как сядет, измученный, подзагоревший, возмужавший и с тем особенным блеском в глазах на поезд до Амстердама, откуда на автобусе поедет до Москвы. Он представлял, как измученный, но полный приключений и счастья, вернется в свой родной Иркутск, продолжит работать таксистом, беспермерно радуясь жизни и катаясь по выходным с друзьями, порыбачить-на Байкал, на лето будет приезжать погостить к родителям на дачу, и, быть может, жизнь приподнесет ему ещё не один счастливый лотерейный билет, на который он и купил сестре путевку. Посмотрим, суждено ли сбыться планам Жени насчет своего, да и сестринского будущего? Но пока же он собирается просто-напросто по-гу-лять.

Перейдем к Дионисию. Если кто забыл, это тот самый друг Луисиана, начальник подвыпивших буйволов, выдуманных разыгравшимся от полночного вина воображением Ни свет Ни зари. Как же он теперь там, без денег, без друга, начнет обустраивать свою жизнь? Да и как он найдет теперь Луисиана, забывшего свой талисман, бронзовую пчелу, в кармане его пиджака? Да и станет ли он его вообще искать? А между тем Дионисий знает, он своими глазами видел, как меняет талисман этого человека. В общем-то, машина у них и сломалась возможно только потому, что Луисиан потерял золоотую пчёлку.. Но он нашел талисман после, когда пешком вернулись почти за версту от места остановки. Найдя его, ребята сразу починили свой тарантас. Поскольку Дионисий был очень щепетильным аргентинцем, он понимал, что с таким суеверным человеком, как его бывший подопечный, как только он узнает, что талисиман не у него, что-нибудь, да случится. В общем, Дионисий никак не сможет оставить его одного, без талисмана, а потому, как только закинет свои вещи в старую рыбацкую лачугу одного знакомого деда, сразу пойдет на поиски денег, чтобы помочь Луисиану. По крайней мере один вопрос мы с вами сумели решить, друзья.

Ну а пока перейдем к Луисиану. Тем более, что не зная его координат, Дионисий вряд ли сможет настигнуть своего товарища, хоть бы в какой близкой лачуге тот ни находился.. А, между прочим, это идея! Быть может, Луисиан, сам того не замечая, решил пока что не отплывать от местного Коста-Риканского берега, а чуть-чуть обождал, ну, скажем, чтобы не выходить в море ночью? В конце-концов потому, что Ни свет Ни заря встретила Женьку. Вместо того, чтобы придумывать дальше продолжение истории по дороге за Доминиканским кофе, она решила усыпить Луисиана. Больше того, Ни свет Ни заря, похоже, забыла, что уже отправила его обратно во Францию искать отца. Что ж, ей это простительно. Ведь и утопающий хватается за соломинку, а именно такой соломинкой в ожидании и от скуки служила Ни свет Ни заре игра в воображение. Быть может, ей и вовсе привидился Дед Мороз, потому что она невольно вспомнила своего брата.. А между тем, вот он-то, здесь, он итальянец и ему будет посвящена половина книги! Ну так вот, Луисиан решил обождать, и в это время как раз и заметил пропажу. А потому отправился обратно, к месту, где попрощался с Дионисием, и, больше того, поселился, оказывается, в соседней от Дионисия хижине. Его приютила хозяйка по имени Луна и Ночи. Правда, она была не совсем общительна и почти сразу же ушла в другую комнату. По моему, она была колдуньей. По крайне мере, в её каморке стоял котел и пахло чем-то кисленьким и немного мятой.. Тем лучше для Луисиана, ведь он вышел на крылечко своей новой гостиной-хижины, и стал, пуская блинчики по воде, непринужденно размышлять.

Глава 4

Ни свет Ни заря и Женя отправились в долгий путь. Вышли, вроде бы, всего лишь после обеда, прошли пешком всю Сену, вдоль и поперёк, посетили и Нотр-Дам, да и вообще, погуляли на славу, разве что не зашли на Эйфелеву башню. Да и то, это потому, что Ни свет Ни заря сказала: «Пфф, из моего окна в сто крат лучше видно!», но, все равно, покатавшись по каналам, ощущали какое-то неполное насыщение сегодняшней прогулкой. А потому решили лучше выезжать не завтра (и уж тем более не ни свет ни заря:) ), а по крайней мере после обеда, или когда решат, как же все-таки быть с той ненасыщенностью, что их посетила. Когда заходили домой, смотреть как раз-таки на Эйфелеву башню, которую Женя хоть и видел не единожды на своем кухонном календарике, да и вообще, во время всей его дороги до Парижа, попадавшуюся ему то на разных рекламных плакатах, то как узоры на всяких поездах, то-как светлая память о мечтах молодости, возвышавшихся так же над всей последующей жизнью, как она-эта башня, им в затылок светило повзрослевшее за день Солнце. Если вы вспомните то до непереносимости приятное ощущение в ногах, когда, приехав в другую страну, или лишь увидев свой город с другого ракурса, или работая весь день доставщиком еды по городу, вы гуляли, почти не отдыхая, и вот, наконец-то присели отдохнуть под тяжестью веса своей полной от впечатлений головы, то поймете порыв Ни свет Ни зари и Жени, присевших посмотреть на красный румянец постаревшего солнца прямо под своим окном. Там и впрямь было, на что посмотреть. Пробиваясь своими порыжевшими лучами сквозь поредевшие за зиму ветви каштанов у Эйфелевой башни, Солнце смотрело на путников так, будто только что написало какой-нибудь очень привлекательный, совершенно гениальный стих, и теперь сияло. Ни свет Ни заря достала из своего маленького походного рюкзачка серебристый термос, который как бы алел в свет заходящим лучам, алел так, будто это были и вовсе не лучи, а коньки заходящего Солнца, а Солнце-не Солнцем, а каким-нибудь знаменитым фигуристом на детских новогодних соревнованиях, приглашенным туда в качестве почетного зрителя. Из термоса цвета коньков пахнуло чем-то очень теплым и невесомым, почти даже нелюдимым, возможно, вовсе-паром, но после, когда Женя своей чуть более сильной рукой открутил крышку-горячим мятным чаем с полей Кавказа, который успели заварить ещё у старушки в гостях.